Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

Именитый лондонский торговый человек Ричард Грей по дороге в Москву тоже застрял, но только в селе Холмогорах, и по другой причине: весьма соблазнила его вологодская пенька. Таких канатов, какие производят русские мужики в Холмогорах из этой самой пеньки, в Англии и не видывали. Раньше Англия получала канаты из Данцига, теперь будет получать из Холмогор. Эти лучше немецких. Ричард Грей уже начал строить канатную фабрику на берегу Северной Двины с милостивого согласия царя Ивана Васильевича. Нельзя же сырую пеньку возить в Англию, - это обошлось бы дорого и места на кораблях пенька заняла бы много. Ричард Грей с приятелями рассудил, что выгоднее построить канатную фабрику в Холмогорах и возить в Англию готовые канаты, нежели заваливать корабли пенькой. И он не ошибся.

О севере России английский купец не беспокоится. Связь налажена, британский купец там прочно засел, но... не перехитрили бы немецкие купцы англичан где-либо в другом месте. Это тревожит.

Вот ведь, поди ж ты! Немцы уже научились говорить по-русски. Иоахим Крумгаузен по-московски говорит не хуже, чем по-немецки. И потом... Прибалтика! Что-то уж много немцев налезло через Нарву в Ивангород! Не дай бог, коли они захватят торговлю новгородскую и псковскую!

- То... маш-ш-ш...ний пфтица! - наклонившись над исписанной каракулями бумагой, с хмурым упрямством твердил скорняк - рыжий Аллард. Гу-усь! Гу-усь!

Он зажал уши, чтобы не слышать разговоры своих соседей. Его мечта скупить в России целые корабли домашней птицы, разных зверей, особенно бобров... Надо знать название каждой птицы, каждой зверюги. Задача немалая! Какое счастье, что завязали торговлю с Московией!

Товарищам угрюмого бородача Георга Киллингворта казалось, что он их долбит молотком по голове, так звучал его басистый голос, с усилием сотню раз повторявший: "Ваше царское величество!". (Во время приема во дворце царь обратил внимание на его пышную громадную бороду и тихонько шепнул о том митрополиту Макарию, который сказал: "Божий дар!")

К вечеру в избу вбежал старшина английского торгового посольства в Москве Дженкинсон. Он был взволнован. Скороговоркой сообщил он своим землякам, что только сейчас в Кремле на стене Крумгаузен целый час беседовал о чем-то с царем Иваном Васильевичем. Ни одного иностранца царь не допускает на кремлевскую стену, а тут сам пригласил. Разговор был тайный, и, конечно, не обошлось без того, чтобы Крумгаузен не наговорил чего-нибудь на англичан.

Что делать? Каким образом оттеснить немцев от царя Ивана Васильевича? Ведь они хотят поссорить Россию с Англией. Давняя их мечта.

Вокруг этого вопроса разгорелись горячие споры. Кто говорил, что надо усилить надзор на Балтийском море, уведомив о том Англию. Пускай пошлют к берегам Скандинавии и Ютландии, а также и в Балтику побольше вооруженных кораблей, которые бы топили немецкие разбойничьи суда, идущие в Россию. Другие советовали натравить на немцев польских и шведских пиратов. Это будет удобнее и стоить дешевле. Третьи советовали подкупить ближайших вельмож царя с тем, чтобы они отговорили его от войны с Ливонией, которая, по-видимому, должна непременно произойти. Не лучше ли царю развить мореплавание по северному морскому пути, проложенному уже из Англии в Россию? Ведь это же его мысль, его, царя Ивана Васильевича! Не он ли так радовался прибытию первого английского корабля в бухту св. Николая! Конечно, Балтийское море... путь короче... лучше... но... немецкие пираты!..

Дженкинсон с возмущением высказался о ганзейских купцах, которые еще не оставили мысли быть первыми торговцами в России: немало они мешали Англии, немало теснили Швецию, но все же они лезут, не сдаются. Вот и Крумгаузен - не кто иной, как агент Ганзы. Надо этому положить конец. Ни Москве, ни Англии пользы от немцев нечего ждать.

Дженкинсон задумался после своих горячих негодующих слов о немцах и о том, как с ними бороться.

Усевшись за общий стол, он тихо сказал:

- Предвижу, друзья! Великая борьба будет между нами и немцами из-за Москвы.

Поздно ночью разошлись английские торговые люди по домам, поклявшись друг другу не выпускать из своих рук превосходства в торговых делах с Россией.

Иван Васильевич разговорился с Анастасией о торговле с иноземцами.

- Можно ли почесть друзьями немецких купцов? - задумчиво произнес он, сидя в кресле около расположившейся на покой Анастасии. - Они превозносят мои добродетели превыше истины. Они лицемерно закрывают глаза на мою немощь, на мои окаянства... Они лгут, ради своей выгоды, там, где, по-божьему, следовало бы говорить правду обо мне. Хитрецы и лицемеры! Стало быть, мы понадобились им. Не верю я им! Что ты скажешь, государыня?

Анастасия, облокотившись на руку, приподнялась на подушке. Лицо ее выражало тревогу.

- Веру свою не умыслили бы нам немцы вчинить? - вопросительно глядя на царя, произнесла она.

Царь рассмеялся.

- Веру мы не покупаем и не торгуем ею, но то правда, что купцы заморские меняют королей, меняют веру, меняют рабов на лошадей и собак, и, пожалуй, кто-нибудь знатно разбогател бы, сменив нашу веру в государстве на латынскую или на лютерскую. Папские люди уже пытались, да токмо более пытаться не будут. Я хорошо плачу иноземцам, ратным людям, они служат мне, а коли вздумаю умалить лепту мою, - они продадут свой меч иным государям... и будут поносить меня. Сегодня славили, завтра отрекутся от того, ради хулы и клеветы. Изгнанники - купцы и послы - уехали за рубеж, великую небылицу возводят на меня, но ничего не пишут о себе, како ползали они, ради выгод своих, у моих ног. Род неверный, коварный.

- Гони их! Не надо нам таких! - разрумянившись от гнева, сердито сказала Анастасия.

- Не можно так! - покачал головою Иван, тяжело вздохнув. Ричард Ченслер помог мне в дружбе с королевой аглицкой. Яким Крумгаузен - ратман Нарвы, купецкий вожак; в ином деле он сильнее меня. Он мне нужен, и я ему. Либенгауер, Биспинг и многие другие аломанские купцы - лгуны и лицемеры, но без них захиреет любой владыка. Они мочны свести меня с императором более, нежели ангелы мира.

Иван поднялся, стал ходить из угла в угол царицыной опочивальни. Анастасия знает, что царь не прочь сблизиться с Карлом и он же боится этого сближения. Она много раз видела мужа - то в бешенстве проклинающего немцев и расхваливающего англичан, то все же отдающего предпочтение немецким купцам и ругающего англичан.

Лицо Ивана стало сумрачным.

- Все пригоже делать ко времени, а царям надлежит все делать вовремя... Холоп проспит лишнее, - ему плеть, а государь коли проспит, сделает несчастным все царство, особливо имея таких соседей, как немецкие рыцари!

Анастасию клонило ко сну. Царь заметил это. Подошел к ней, нежно погладил большою рукой ее голову.