Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Выслушав, царь опустился в кресло.

Борис Годунов, находившийся у подножья трона, сказал пушкарям, чтобы они поднялись, а когда они встали, обратился к ним со следующей речью:

- Православные люди, верные чада царства Русского! Государь ваш, батюшка Иван Васильевич, зело отечески заботясь о рабах своих и о земле нашей, милостиво собрал вас тут в чертогах царских, чтобы сказать вам: зарубежные вороги вконец преградили дорогу иноземным мастерам в наше царство. Ныне его царская милость надежду возлагает на вас, коим также ведомо художество литейного и иных дел мастерства.

Ответом на речь Годунова было продолжительное молчание. Никто не решался говорить.

- Ну, что же вы молчите? - зарумянившись от волненья, недовольно поморщился Годунов.

Царь нетерпеливо заерзал в кресле, окидывая внимательным взглядом пушкарей.

Вперед выступил молодой, хорошо известный царю мастер Семен Дубинин, - его литья пушки когда-то громили шведов под Ревелем. Маленького роста, курносый, обросший курчавыми волосами, он говорил быстро, слегка картавя:

- Видел я пушки веницейского мастера Павла Дебосис да немчина Якова худо сделаны, и других видел немало в Ливонии. Незавидно. Да и воеводы наши знают, сколь удобны и легки наши пушки и убоисты. Одно бы, прошу прощенья у государя и у бояр, одно бы...

Дубинин запнулся.

Царь Иван в нетерпеньи топнул ногой.

Годунов озабоченно кивнул Дубинину: "ну!"

- Одно бы теперь надобно нам... Колокольных мастеров у нас избыток... Доброй руды утекает на колокола великое множество, да и мастера дюже хитроумные на колокольном деле сидят, а нам в такое время пушек бы поболе. Как вот тут? Прошу прощенья за свое слово, я бы хотел...

Не успел он досказать своих слов, как вперед бурею выскочил широкий, с большим красным бородатым лицом, псковский колокольных дел мастер Тимофей Оскарев. Слегка охрипшим голосом, размахивая рукой, он выкрикнул:

- Не слушай его, батюшка государь, - еретик он, супостат! Колокола божье дело! Пушки - земное! Колокола в беде спасают, сзывают христиан к лобному месту, колокола в божий храм на молитву зовут, колокола твое царское имя славят...

Царь поднялся с трона, стукнул посохом об пол и гневно крикнул:

- Уймись, неразумный! Дед наш, блаженной памяти, великий князь Иван Васильевич и родитель наш светлой памяти Василий Иванович в ратной нужде не раз переливали колокола на пушки... Коли у нас не будет огневой силы отстоять святую церковь, к чему нам и колокола? Покудова в силе войско государево, до той поры крепка и божья церковь... Острый мечь и огонь защита веры христовой... Колоколами ворогов не побьешь. Что станет делать воевода Шуйский во Пскове, коли у него будут одни колокола? Пушка прогонит прочь от крепости врагов своим огнем, а не соборные колокола. Не только земное дело пушки, а вельми божье! Архангел Михаил, именуемый в писаниях архистратигом, не красы ради держит меч в руке... Он - архистратиг, небесный воевода, его меч - орудие непобедимое... Оно спасает веру. Твоя укоризна, бедняк, диаволу и прелукавым гонителям на радость... Отрекись, несчастный, от сего заблуждения!

С грохотом упал на колени грузный колокольный мастер Тимофей Оскарев.

- Отрекаюсь!.. Помилуй, великий государь! Не ведаю, что говорю... бью челом, прости меня, убогого!

Иван Васильевич снова сел в кресло и, обведя строгим взглядом всех присутствующих, кивнул головой дьяку Вавилову.

- Царь всея Руси Иван Васильевич велел спросить вас, добрые люди, воскликнул Вавилов, - хватит ли у вас сил и смекалки обойтись без помощи иноземных пушечного дела мастеров, чтобы дать его государеву величеству многое множество убоистых орудий огневого боя? Задуман государем большой поход, а куда, то узнаете после. Нужны для сего дела не токмо полевые, но и крепкие, могутные, сидячие пушки крепостного боя. Что скажете, добрые молодцы, на то государево слово к вам?

Несколько голосов сразу крикнуло: "Што нам заморские?! Сами мы положим все силы, чтоб то дело вершить своими руками!.."

- Сами! Сами! - понеслось из толпы разгоряченных словами Вавилова мастеров пушечного и колокольного дела.

- Не надо нам чужеземцев!.. Чужим добром не скопишь дом! - громко проговорил Андрей Чохов.

Царь пристально посмотрел в его сторону и, увидев лицо его, раскрасневшееся, вытянутое над головами других, велел Годунову подозвать его к трону.

- Старый ты пушкарь... - сказал тихо, слегка наклонив голову к Андрею, царь Иван. - И послужил исправно воеводам нашим, и за то не раз ты был обласкан нами. Ныне вновь послужи... Боярин Годунов укажет тебе, на какое дело послан будешь. Иди!

Чохов поклонился царю и стал на свое место, взволнованный, обрадованный вниманием государя. Другие пушкари и колокольные мастера косились на него с завистью.

Вновь высунулся вперед Тимофей Оскарев и, упав на колени, выкрикнул:

- Батюшка государь! Прости! Хочу я быть пушечного дела мастером... Пошли меня на Пушечный двор!

- И меня! И меня! И меня! - раздались громкие выкрики в толпе колокольных мастеров.

Борис Годунов замахал на них обеими руками.

Дьяк Вавилов зашикал, сверкая своими крупными белками, даже зубы оскалил.

Шум прекратился.

Царь с улыбкой шепнул Годунову:

- Кто ж теперь нам колокола лить будет?

- Остались, государь, серебряных дел мастер Иван Оспуговенский и другие. Их немало. Я созвал и их, - позволь, батюшка Иван Васильевич, привести их.

Годунов послал дьяка Обухова, худого, гибкого молодого человека с иконописным безбородым лицом, за "художниками" серебряного дела. Тот вскоре вернулся, ведя за собой толпу нарядно одетых мастеров.

Вот Остафьев Третьяк. Ему за искусную отделку икон золотом и серебром недавно дано государево жалование: сукно в два рубля, тафта бургская в два рубля с гривною.

А вот рослый детина с громадными усищами и чубом на голове - Некрас Михайлов. Своими громадными руками он выткал жемчугом и драгоценными каменьями немало царских одежд и церковных парчевых тканей. Он же знаменит деланием драгоценной посуды для царева стола.

За ним следовал сутулый, с опущенной трясущейся головой толстяк Исидор Никитин. Он прославил свое имя искусной отделкой раки святому Сергию Радонежскому. Ему дано жалованье государево - сукно в два рубля.

Тут же, в толпе вошедших, находились два новгородских "художника", знаменитые серебряных дел мастера - братья Петровы, Артемий и Иродион. Оба не имели соперников в искусном тиснении серебряных и золотых окладов на образа. В 1556 году они были вызваны в Москву из Новгорода самим царем Иваном Васильевичем. Вот уже двадцать пять лет пользуются добрым расположением царя. Оба имеют подарки от самой покойной царицы Анастасии Романовны, для которой сделали ларец и золотые, украшенные бирюзой поручни.