Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- А как думаешь ты?

Никита растерянно развел руками:

- Господь ведает.

Борис покачал головой:

- Чего колеблешься? Переживет! Да. Переживет! - вдруг громко и строго произнес он. - Силен наш царь! Богатырь!

Никита испуганно притих. Его поразил суровый голос Бориса.

Опять наступило молчание.

Никита, чувствуя себя неловко, собрался уходить, но Борис задержал его:

- Стой!

Никита снова сел.

Мягким, трогательно звучашим голосом Борис произнес:

- А как государь любил царевича! Все мы знаем это. Любил он его. Очень. Монахи рассказывали... Четыре дня сидел у гроба... не спал... и не принимал пищи, и все шептал нежные, ласковые слова... то и дело повторял: "Иванушка, прости меня!", "Прости и ты, Анастасьюшка... светлое солнышко!.. Без умысла я!.."

- Сам видел я на похоронах, - сказал Никита. - В простой власянице, лишив себя знаков царского сана, как злосчастный бедняк, простолюдин, бился он головою о крышку гроба и о землю, прося прощения у убиенного сына, у бога, у покойной царицы Анастасии...

- Поздно!.. - тяжело вздохнул Борис. - Не вернуть! Поздно! Боже мой, какое великое горе! Царь всея Руси - сыноубийца.

Никита был подавлен страстностью осуждения, с которой были произнесены эти слова. Лицо Бориса стало холодным.

- На Руси и без того слез много; плохо, коли царь плачет... Когда царь и народ в унынии и слезах, что же тогда Руси делать?! Мы не должны забывать о ней. Будем молиться о том, чтоб государь скорее забыл о своем горе. Не надо! Не надо слез! Что делать?! Потерянного не вернешь.

Борис властно взмахнул рукой, как будто отталкивая кого-то от себя.

- И мои раны заживут. Пустое! И меня жалеть нечего. Господь бог даст нам сил. Я верю в это. Ты, Никита, будь зорок... не забывай, что кругом враги. Лови злоязычных и на съезжую волоки. Царево горе - ворогам радость. Хотя и крепок государев трон, но подточить и его могут черви... Гляди в оба. К тому ты на Москве поставлен. Я верю в царя. Велика была любовь его к сыну, но несравненно величие его любви к родине... Она сильнее бурь морских, сильнее великой земной напасти! Ее убьет только смерть!.. Иди с богом! Твори свое дело с верою! Нам ли отчаиваться?!

Первый излюбленный и выборный голова от всей Двинской области - Семен Аникиев Дуда важно восседал в своей холмогорской воеводской избе. По сторонам его за широким дубовым столом расположились подьячие.

На скамьях у стены в богатых шубах развалились приехавшие из внутренних областей Московского государства торговые люди.

Собрал их всех сегодня Дуда, чтобы огласить царский указ о построении на устьях Двины нового города, близ Архангельского монастыря, имя которого отныне будет Новохолмогорск. Торговые люди должны понять: если иноземцы полюбили Студёное море, как же московским купцам не ценить государеву заботу о сих местах?

Государев указ выслушали стоя.

Затем Дуда обратился к торговым людям со следующими словами:

- По воле господа и батюшки государя Ивана Васильевича ныне кончается древняя быль Двинской области. С той поры как уничтожена дедом нашего государя боярщина на Двинской земле, возросло благоденствие сих мест. Рвение к торговле в Приморье возымели не только новгородские гости и купцы, но и чужеземные торговые люди... Видно - молву поветрием носит. Ну, что ж! Доброму Савве и добрая слава. Милости просим! Рады гостям! Мало нам Холмогор, понадобился город Новохолмогоры, к морю поближе, чтобы нам с берегов виднее было: кто едет, зачем едет, с доброю ли целью... Есть и такие: где пирог с крупой, туда и мы с рукой! Таких мы тоже сумеем уважить. Царь наказал мне: "гляди в оба!" Стало быть, и выходит: у Архангельской обители на Двине новая быль зачинается. Прошу вас, братцы, в бороде у себя узелок завязать для памяти: мол, у Студёна моря новый торг, государев торг, опричь Холмогор. Покуда еще там топоры стучат, а скоро они замолчат, так и будем торг развертывать... Холмогорам скажем "спасибо". Послужили они народу честно, по совести. Да и богу молились там о прибыли купцы немало, да и винца испили там купцы немало же, и нагрешили здесь купцы порядочно. Словом, низкий поклон Холмогорам!

Слова Дуды были выслушаны купцами с превеликим вниманием, хотя втайне и не желали они ничего нового. Купец к новшествам осторожен, недоверчив. Особенно старики. Им каждое новшество кажется "концом света". Торг упрям, привязчив к месту. Но ничего не поделаешь: надо смириться. Государево слово - кремень.

- Что ж вы молчите? Али молвить нечего?! - спросил Дуда.

- Спасибо, добрый начальник, спасибо! Царь - от бога пристав. Как указано царем, так, стало быть, и бог порешил. Против не пойдешь... сказал самый старый из купцов, Семен Осипович Баженин.

Дуда остался недоволен его ответом.

- "Против не пойдешь!" - грозно говорил он. - Да как у тебя, старина, язык-то повернулся сие молвить?! Пудовую свечу должны поставить! Десять служб в монастыре кряду отстоять. Вот что! А ты... "против не пойдешь!"

Купцы притихли, думая про себя: "милость велика, да не стоит и лыка!" Сам Дуда догадывался об этом по выражению их лиц, но вида не показывал. Народ северный, большею частью пришедший на берега Двины из Новгорода, своенравен, горд, неподатлив. Купец здешний - бывалый, продувной. Думает совсем не то, что говорит. А с Семеном Бажениным уж лучше и не спорь. Недавно приехал этот новгородский гость, а уж успел здесь великую силу в купецкой толпе забрать, и хоромы себе воздвигнуть в короткий срок умудрился, хитроумные хоромы, с резьбой и убранством многокрасочным. Среди приземистых курных изб его хоромы высились горделиво, вызывающе: глядите, мол, кто в Холмогорах поселился! И, действительно, все купцы гурьбой к Баженину валом валили с торгом и поклонами, и ото всех ему был почет великий и уважение.

- Ну, - произнес Дуда примирительным голосом, - можно нам и разойтись, государево слово сказано, а вами выслушано, - стало быть, с богом! Будем в дружбе и согласии вершить доброе.

У воеводской избы стояли в ожидании несколько возков. Лошади покрылись инеем. Морозно. Северную Двину и ее притоки давно уже сковало льдом.

Только что перевалило за полдень, а солнце уже скрылось, и небо потемнело. Выступили звезды.

В одном возке - тепло одетый в меховой тулуп Андрей Чохов. Он должен ехать с Дудой к месту строения Новохолмогорска.

- Эй, дядя, заждался меня?! - весело крикнул Чохову выходивший в сопровождении двух стрелецких десятников и подьячих холмогорский голова. Он полез в возок к Андрею Чохову.

- Господи благослови, кутейники-дергачи ели с мясом калачи! Подвигайся, давай место голове, - приговаривая, ввалился он в возок в своей широкой собольей шубе, совсем задавив Андрея. - Места много, а привалиться негде. Да и то сказать, и моя душа не лишняя на свете. Такая же, как и у пушкаря.