Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

- М-да, горе великое! Слышали и мы о том... Сказывали нам, что и Кремль разрушили... Слава богу, того не случилось.

- Кремль крымский хан не тронул, побоялся!

- Где Андрей-то? Не вижу я.

- Э-эх, милый, уж и не спрашивай!

Она тяжело вздохнула.

- Угнали его на Ледовое море. Острог* там ставят. Пушки повезли туда. Государь приказал.

_______________

* О с т р о г - крепость.

Герасим добродушно рассмеялся:

- Что ж ты! Смешная! По Ледовому морю чужеземцы повадились плавать. Государь знает, что делает. Радуйся! Государь Андрюху полюбил, коли везде его посылает. У него так: кого полюбит, тому и дела большие дает.

- А мне какая радость от того? Николи его дома не видишь. Будто я вдова, а не мужняя жена.

- Послушайте меня, порубежника. Вот когда ездишь по дороге вражеской, тоска берет, а как перейдешь через рубеж на Русскую землю, так тебе и дом. Считай и Андрейку дома. Бабы - все вы такие! Скучливые! Гляди, и моя Параша тоскует там... Вместе со мной ходила драться с нехристями свейскими разбойниками. Бедовая! Билась один на один. А как мне уезжать, баба бабой стала, в рев пустилась. Так уж вас бог создал, видать. Глаза на мокром месте.

- Что? Аль и там война? - спросила Охима.

- Того и гляди, Нарва падет и едва ли устоит Иван-город. Силу большую собрал свейский воевода Делагард. Хитро воюет, напористо. Жаль мне наших приморских земель. Как мы их берегли! Да всё нипочем пошло. А уж как кораблики-то наши весело бегали! Любо-дорого смотреть.

Охима засуетилась, поставила на стол кувшин с брагой, рыбу, коренья разные, стала угощать гостя.

- А в Москве как вы тут живете? - спросил Герасим, наливая себе браги.

- Живем, сам знаешь, как... Истомились все. Колокола не умолкают... О царевиче Иване панихиды всё служат. Грех с царем приключился, вот все и молятся.

- Что ж делать! - грустно произнес Герасим. - Скорбит народ.

- А чего ради сына порешил, - того никто не знает. На посадах болтают всяко...

Охима шепотом рассказала Герасиму, что она слышала о смерти царевича Ивана.

Герасим вздыхал, покачивал удивленно головою, слушая Охиму. Потом вздохнул:

- Не узнал я его, государя. Постарел! Да и слушал он меня неохотно, устал, видать. А говорил я - про изменника!.. В былые времена не так бы он слушал об измене. А еще есть ли новое у вас? Што ж ты не пьешь? Наливай, Охимушка.

Охима послушно наполнила брагой две чаши.

- Болтают еще, будто поп какой-то латынский приехал... Веру переменить соблазняет царя.

- А царь как?

- Будто бы и царь того же сторонник.

- Так ли это? Не врут ли? - нахмурился Герасим. - Не может того быть.

- Не ведаю. Бабы вой подняли у колодца, когда им о том сказали монахи.

- Бабы любят повыть. На них не гляди. А веру государь не переменит. Не такой он. Что-нибудь да не так. Получала ли ты вести от Андрея?

- Был тут один ихний. Говорит, Андрей там белого медведя убил. Шкуру домой будто привезет, - рассмеялась Охима. - К чему она мне?!

- Полно! И шкура медвежья пригодится. - Неожиданно Герасим обнял ее и поцеловал:

- Помнишь ли, как мы тогда втроем на реке купались по дороге в Москву?.. А ты песню пела в воде, помнишь ли? Смешная ты была!

Охима закрыла лицо руками:

- Буде тебе! Срамота! Чего вспомнил... - проговорила она. - Давно это было. Состарились уж мы. Не та я уже теперь. Старуха я.

- Какая ж ты старуха! Не греши, не наговаривай на себя. Такая же красавица, как и была.

Посидев немного молча и не спуская глаз со смущенного лица Охимы, Герасим подсел к ней поближе.

- Небось, я первый с тобой подружился в те поры, на берегу Волги... Андрейка потом подладился к тебе... Ох, и зло же меня тогда взяло на него...

Герасим взял руку Охимы.

- Вот так же тогда я взял твою руку... Помнишь?

- Помню, - опустив глаза, тихо сказала Охима.

И долго сидели они, вспоминая далекие теперь дни юности.

XV

Тринадцатое декабря 1581 г. Небо ясное. День морозный. В деревне Киверова Гора, в недалеком расстоянии от Пскова, московские послы князь Дмитрий Елецкий и печатник Роман Алферьев, да посол римского папы Антоний Поссевин съехались с послами польского короля - воеводой Яном Збаражским, князем Радзивиллом и секретарем великого княжества Литовского Михайлой Гарабурдой.

Снежная пустыня. От деревень остались одни головешки. Здесь не так давно хозяйничали немецкие ландскнехты. Теперь эта местность заполнилась всадниками, повозками, множеством людей. Посланцы царя Ивана Васильевича и сопровождавшие их люди прибыли сюда, блистая нарядами, золотом своих одежд. Степенные, с тщательно расчесанными бородами, в богатых меховых шубах, московские послы держали себя гордо, с достоинством. Люди их раскинули убранные персидскими коврами, большие теплые шатры, развели около них костры. Елецкий и Алферьев не пожелали жить в уцелевших после войны дымных избах, в которых приютились надменно посматривавшие на московских послов вельможи короля Стефана.

Из Новгорода московским людям по приказанию царя навезли целые караваны съестных припасов, много мяса. Послы усердно угощали обильными обедами, ужинами с вином и брагой римского посла Поссевина.

В польском стане послов было скудно с продовольствием; они питались плохим хлебом и похлебкою без мяса.

Московским людям стало известно, что Баторий из-подо Пскова спешно уехал, оставив начальником над своими войсками главного воеводу Замойского. Разведчики московских послов донесли Елецкому и Алферьеву, что изнуренные бесплодною осадою Пскова польские войска и не получившие жалованья немецкие и венгерские ландскнехты бунтуют, отказываются дальше вести осаду. Замойский, чтобы успокоить войско, заявил солдатам:

"На вас смотрят послы московские из Запольского Яма: если будете мужественны и терпеливы, то они уступят; если изъявите малодушие, то они возгордятся, и мы останемся без мира и без славы, утратив плоды столь многих побед и трудов".

Все эти вести очень пригодились московским послам: они поняли, в каком тяжелом положении находится Баториево войско подо Псковом. Через своих гонцов послы доносили царю Ивану Васильевичу в Москву об этом.

Приступили к переговорам.

Пан Збаражский сказал, обращаясь к послам:

- Если вы приехали сюда за делом, а не с пустым многоречием, скажите прямо, что Ливония н а ш а, и внимайте дальнейшим условиям победителя, который завоевал уже немалую часть Руси, возьмет и Псков и Новгород, ждет решительного слова и дает вам три дня срока.

Елецкий на это ответил:

- Высокомерие не есть миролюбие. Мы угроз не боимся. Вы хотите, чтобы государь наш без всякого возмездия отдал вам богатую землю и лишился бы всех морских пристаней, нужных для свободного сообщения Руси с иными державами. Вы осаждаете Псков уже четыре месяца, конечно, с достохвальным мужеством, но с успехом ли? Имеете ли действительную надежду взять его? А если не возьмете, то не погубите ли и войско и все свои завоевания?