Альфред Видеман - Религия древних египтян

Рис. 38. Таурт и корова Хатхор появляются из Западной Горы. Скальная гробница в Анибехе. Эпоха Рамсеса VI

Поразителен тот факт, что в это время, когда была так сильна тенденция египетской религии объединять и использовать каждый религиозный феномен, явно не возникала склонность подвергнуться влиянию религии греков. Также и язык, который показал себя очень восприимчивым к семитским словам, был закрыт для проникновения греческих и латинских слов и редко использовал термин, заимствованный либо из того, либо из другого, вместо какого-либо египетского слова. Точно так же египетская религия, очевидно, оставалась не подверженной влиянию веры македонских правителей этой страны. Можно обнаружить лишь очень отрывочные намеки на греческие идеи; например, замена в текстах названия Хадес на Дуат (подземное царство). В то время, когда эллины демонстрировали величайшее старание в присвоении чужих богов, просто принимая одних и объявляя других аналогами своих собственных богов, египетская религия отвергла свою прежнюю либеральность и перестала перенимать чужих богов.

Ненависть и презрение к чужеземцам, характерные для египтянина в период упадка, которые он с удовольствием демонстрировал даже своим чужеземным правителям, были теми чувствами, которые он также приписывал своим богам. Они также испытывали такое же презрение к этому молодому народу варваров с Севера вместе со всеми его богами, которые, как выразился бы Платон, не имели истории и поэтому не имели этого заслуживающего доверия доказательства своего существования, которое дают древние предания.

Поклонение животным всегда рассматривалось как поразительное явление в религии Египта: Отцы Церкви считали его одним из самых ужасных заблуждений языческого духа. Апологеты христианства использовали его в качестве иллюстрации бессмысленных глупостей языческого культа, тогда как греческие философы стремились увидеть в нем глубокое символическое учение. Среди современных критиков Древнего Египта также преобладает подобное расхождение во мнениях по этому вопросу. Некоторыми из них египетский культ животных приводится в качестве доказательства существования тщательно продуманного пантеизма и восприимчивого понимания жизни животных. Другие сравнивают его с негритянским фетишизмом и выдвигают в качестве доказательства низкий уровень, на котором существовали мысли и чувства в долине Нила в древности; третьи, с другой стороны, принимают его за пережиток доисторической религии этого народа, а четвертые – за результат неуклонной деградации религиозной мысли.

Что-то можно сказать в поддержку каждой из этих точек зрения, и все же ни одна из них не свободна от ошибки. Маловероятно, что в настоящее время будут предприняты какие-либо попытки превознести культ животных и рассматривать его как особенно возвышенную фазу духовной жизни Египта. Но в этой главе мы попробуем показать, как случилось так, что египтяне приняли эту форму культа путем логического развития веры в соответствии с принятой у них традицией религиозной мысли. При рассмотрении этой темы следует четко разделять две различные точки зрения, которые впоследствии объединились и смешались: поклонение отдельным животным и выделение некоторых видов животных как священных.

Идея воплощения бога в животном имеет исключительно египетские корни. Египтянин представлял себе, что мир иной устроен так же, как и этот, что жизнь блаженных мертвецов такая же, как и у живущих на земле, и что мертвые так же пьют, едят, испытывают голод и жажду, радуются и страдают, имея лишь одно преимущество перед живыми: они больше не привязаны к одной оболочке, а могут изменять свой облик на облик животных, или растений, или даже богов. Также не существовало существенного различия между богами и людьми. Жизнь бога была в действительности длиннее, чем жизнь человека, но смерть клала конец как жизни одного, так и другого; и сила бога – хоть она и была больше, чем у человека, – была тем не менее ограниченна. Во всех областях мысли человек – и только он один – был для египтян мерой всех вещей.

Так как тело необходимо для того, чтобы осуществлять жизненные функции, душу мертвого нельзя было представить себе как неосязаемую, нематериальную субстанцию, а только как нечто, которое живет благодаря телу. Бог тоже находился в таком же положении, и, чтобы общаться с людьми, он по необходимости должен был иметь воплощение, иначе он не мог ни выразить себя в человеческой речи, ни действовать с видимым результатом. Из текстов мы узнаем, что в длинной беседе бога с царем бог кивал или простирал руки, а богиня выступала в роли акушерки при рождении принца и выкармливала своей грудью ребенка, который был рожден, чтобы править на земле, будучи представителем бога, породившего его. Для нас также идеи почти неизбежно являются аллегорией; но только не для египтянина. У него отсутствовала всякая способность воспринимать абстрактную мысль, он мог понимать только то, что было представлено как конкретная реальность. Использование идеограмм в египетской письменности подтверждает это реалистичное умонастроение: египтянин хотел не только делать вывод о значении, исходя из символа, но и видеть его, поэтому он рисовал крокодила после написания его названия, пьющего человека – после слова «пить», фигуру, делающую ударяющее движение, – после слова «ударять» и так далее. Даже для понятий, которые не допускали никаких точных изображений, египтянин изобретал идеограммы часто посредством довольно сложного хода мысли. Например, за словом, означающим «испытывать голод», следует символ человека с пальцем, указывающим на губы. Этот способ давать указание на значение слова подсказан той же самой последовательностью мыслей, которая заставляет современного итальянского попрошайку указывать на свой рот, в то время как он говорит: «Умираю от голода!» И опять-таки за словом «плохой» следует изображение маленькой птички; а птицы были самым распространенным вредителем сельскохозяйственных культур в этой стране. Слово «чистый» сопровождал символ воды или человека, на которого льется вода; а слова, выражающие чисто абстрактные идеи, такие как «хороший», «красивый» и т. д., писали при помощи изображения папирусного свитка, потому что в начертанном виде они представляли собой видимую реальность. Один и тот же побудительный мотив формировал и язык, и письменность, и египетские предложения построены и расставлены таким образом, чтобы их можно было читать как текст, описывающий ряд картинок.