Сергей Верёвкин - Вторая мировая война: вырванные страницы

Однако по мере раскручивания этого кровавого маховика и другая сторона — ополченцы и народоармейцы из РОНА стали перенимать те же методы. Жестокость, подлость и бесчеловечность, схлестнувшись с благородством и интеллигентностью, одержали верх. Когда в ночь на 8 января 1942 года отряды НКВД напали на ночной Локоть, они, помимо уничтожения руководителей локотчан, имели целью освободить из тюрьмы сотни своих арестованных и осужденных соратников. Да-да, их соратников не расстреливали на месте, не вешали, не распинали, а судили и приговаривали к различным срокам заключения. Так было вначале! И это тщательно замалчивается советскими «историками». В начале борьбы локотчан за свою Россию было так! Но прошло полтора года — и Бронислав Каминьский, заподозрив заговор в одном из своих полков (кстати, фальшивый заговор, подстроенный ему чекистами), повесил на месте нескольких человек — наскоро, не расследовав толком, даже не попытавшись разобраться, а виновны ли они вообще. А еще несколько десятков схватил и увез с собой в Локоть на расправу.

Еще через год в Белоруссии, куда локотчане вынуждены были отступить под натиском Красной Армии, война пошла уже на уничтожение — локотчан отстреливали, как бешеных собак, и они платили той же монетой. Постепенно зверства становились их визитной карточкой. В 1944 году РОНА и зверства стали синонимами.

Потом была Варшава. История подавления варшавского восстания до сих пор не исследована объективно и беспристрастно. В свое время все «перекосы», все зверства, совершенные карателями, немцы свалили на локотчан, на «каминцев». Даже пресловутое самоснабжение немцы выпятили как характерную черту «дикой банды Каминьского». Нацистам это было выгодно, потому они и лгали. Советские и польские «историки» охотно подхватили эту версию событий — их она тоже устраивала. И, как ни горько, приходится признать, что на сей раз обвинения в адрес локотчан не были безосновательными — «каминцы» зверствовали пусть не больше, но и не меньше немцев. Эта бойня легла еще одним черным пятном на бойцов РОНА. Их участие в уничтожении варшавского района Воля в страшный день 5 августа 1944 года не оправдать ничем, никому и никогда.

* * *

Через 60 лет после окончания Второй мировой мы имеем право знать всю правду об этой войне!

Великий русский писатель Виктор Астафьев как-то очень метко сказал: «Кто замалчивает правду о войне минувшей, тот приготовляет войну будущую».

На лжи ничего не построишь. Точнее, не построишь ничего долговечного. Пример развалившегося, как гнилой арбуз, могущественнейшего Советского Союза яснее ясного говорит об этом. Государство, созданное на лжи, не может быть прочным, потому что как только начинают распадаться мифы, которыми крепились и цементировались его устои, распадается и само государство. И чем больше лжи было заложено в его фундамент, тем быстрее оно развалится. Советский Союз развалился очень быстро...

Как-то раз, когда отец заглянул ко мне в гости на Сретенку, я пошел провожать его до станции метро «Лубянка» (тогда она еще именовалась «Дзержинской»). Помню, апрельский день был теплым, солнечным. И вдруг, проходя мимо здания, что стоит возле Сретенского монастыря и до сих пор принадлежит КГБ-ФСБ, отец рассказал мне о многочисленных расстрелах, проводившихся в 1938 году, когда он здесь работал: «Это страшное место, Сережа, здесь очень многих людей расстреляли, вон там, внизу, в этом подвале. Их тогда чуть ли не каждый вечер и каждую ночь расстреливали». Но самое жуткое, что в это же время на крыше того же здания работал ресторан, где играл модный джаз и беззаботно, без оглядки, веселились и пьянствовали обреченные старые коммунисты-интернационалисты, сбежавшие или вышвырнутые из своих стран, собранные со всех концов Европы. Отец был свидетелем и участником нескольких таких «акций»: «Бывало, прямо из ресторана с крыши брали и уводили вниз, в подвал, и сразу расстреливали». — «Как?! Здесь же люди кругом! Это же центр Москвы!» — огорошенно выпалил я, оглядываясь по сторонам и будучи не в силах осознать услышанное.

Вот тогда-то отец, пытаясь объяснить мне, как все это совмещалось: и расстрелы, и музыка, и ухаживания за девушками, и страх, и любовь к Сталину, и ненависть к врагам народа, — объяснить тот обыденный ужас, который пронизывал все естество живших тогда людей, сказал: «Ты понимаешь, это было время... ну, как бы тебе растолковать получше, чтобы ты понял меня, всех нас, тогдашних?.. Это было время, когда в каждом из нас — где-то глубоко внутри: в душе, в селезенках, в печенках — жила, копошилась маленьким серым хомячком нелюбовь. Именно так: «нелюбовь». Оказывается, не только любовь может быть естественным состоянием человеческой души. В нормальной жизни человек рождается в любви к матери, к отцу. И дальше, по мере его взросления и развития, любовь тоже крепнет и развивается, человек начинает любить других людей, свой дом, свою работу, свою Родину... Но это в нормальной жизни. А в те времена люди если и не рождались, то воспитывались не в любви, а в «нелюбви» — в нелюбви к врагам. И таким «врагом» мог стать любой.

И не просто врагом, а «врагом народа». В то время нас постоянно окружали враги: внешние — империалисты, колонизаторы, социал-фашисты и просто фашисты, буржуазия, расисты; и внутренние — троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, меньшевики, бундовцы, эсеры, церковники, уклонисты, ревизионисты, кулаки и подкулачники, единоличники и частники, врачи-вредители, вейсманисты, морганисты, космополиты и прочая, и прочая...

И любой, даже самый почитаемый сегодня герой завтра мог стать отъявленным негодяем и мерзавцем. И каждый раз, когда это случалось, приходилось тщательно вымарывать его имя и портреты из книжек, его лицо с совместных фотографий, его образ из памяти. Каждый раз приходилось очищать свою память, а затем все переписывать заново. Совершенно другими словами, совершенно другими красками. И это приходилось делать очень и очень часто, и каждый раз тот самый маленький серый копошащийся «хомячок нелюбви» в душе становился все больше и все злобнее, постепенно превращаясь в огромную, отвратительную и ненасытную крысу... То было время большой нелюбви. Она перевешивала всю любовь, еще сохранившуюся в людях, а самое страшное, что любовь очень легко — слишком легко! — оборачивалась своей противоположностью. Вот почему мы все так искренне, совершенно искренне требовали смертной казни для тех, кого еще вчера боготворили...»

Слова отца надолго запали мне в душу. И знаете, порой мне кажется, что это время большой «нелюбви» еще не прошло, еще не закончилось...

С. И. ВЕРЁВКИН