Эрик Чемберлин - Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура

«Маллеус малефикарум» («Молот ведьм») был отлит в форме научного диспута. Описывался один случай, иллюстрирующий отдельно взятый феномен, рассматривались возражения и делалось заключение. Трудно понять характер Шпренгера, главного автора книги: некоторые видят в нем «опасного и злонамеренного фанатика, который наслаждается нелепостями и, более того, чувственностью», другие придерживаются твердого убеждения, что он был человеком большой учености и благочестия, сделавший все, что было в его силах, для искоренения проклятого культа. Несомненно, его труд производит впечатление необычайно глубокомысленного анализа. Однако он болезненно поглощен сексуальными аспектами колдовства, которые доминировали в суждениях его современников. Он подробно и долго обсуждает, может ли человеческое существо зачать ребенка от демона. Именно Шпренгер несет ответственность за один из самых гнусных поклепов на женщин.

Колдовство, утверждал он, более свойственно им от природы, чем мужчинам, из-за присущей женщинам порочности сердца и большего пристрастия к плотским утехам. «Все это доказывается происхождением слова «фемина» (женщина) от сочетания слов «Фэйт» (Вера) и «минус», потому что она слабее в приверженности к сохранению Веры». Это заключение привело к неслыханным мукам несчетного количества женщин, большинство из которых были старыми или слабоумными. Мужчин сжигали сотнями, а женщин тысячами.

Демонология, ставшая наваждением Европы более чем на два столетия, была построена частично на умозаключениях, а частично на признаниях самих ведьм. В идеале ведьма должна была признаться во всем сама, но вместе с тем считалось «законным иногда вести расследование на основании несомненных признаков и догадок или предположений». Другими словами, если ведьма не спешит поделиться яркими подробностями, дознаватель может добавить к ее показаниям сведения, почерпнутые из своих богатых схоластических знаний, дополняя их деталями, которые подскажет ему воображение. Почти всегда ведьмы сознавались в самых невероятных обвинениях, и к названному запасу знаний прибавлялось еще много живописных подробностей. Пытка была неотъемлемой и законной частью дознания, и не многие люди могли устоять перед грозящими страданиями, которые все равно должны были завершиться смертью. Адвокат, если его присутствие дозволялось, выбирался прокурором, но и его самого могли обвинить в колдовстве, если он выказывал себя слишком ревностным защитником. По всей вероятности, большинство так называемых адвокатов сами были некой разновидностью обвинителей. На одном бургундском судилище дворянин де Бофорт был обвинен, и дознаватель побуждал его признаться. Когда де Бофорт запротестовал, говоря, что не может совершить клятвопреступление и признаться в том, чего не делал, ему было обещано заранее отпущение грехов. Он в конце концов согласился признать вину… и был тут же приговорен к смерти.

Вопросы инквизиторов следовали определенному шаблону, потому что они исходили из предубеждения. Естественно, и ответы следовали тому же шаблону, и таким образом получилось, что один и тот же культ, целостный и отточенный до последней ужасающей подробности, вдруг распространился по всей Европе.

Под пыткой осужденные признавали свою вину и наговаривали на других, которых пытали в свою очередь, и те оговаривали новых людей… круг ширился и ширился. «Христианский мир впал в безумие, а Сатана мог только радоваться признанию его могущества в дыме бесконечного сожжения, должного свидетельствовать о триумфе Всевышнего». Тем не менее с самого начала существовала трезвая, разумная оппозиция этому процессу. Один из членов испанской инквизиции высказал взвешенное мнение, что охотники за ведьмами сами во многом ответственны за разрастание подобного культа. «Когда общественное сознание встревожено и поражено страхами, любое возбуждение опасно и усиливает зло. Не было ни ведьм, ни заколдованных, пока об этом не заговорили все». Лучшим оружием против этого были молчание и сдержанность. Благодаря трезвой и холодной оценке в Испании ни применение колдовства, ни его искоренение не достигли того размаха, как в остальной Европе. Все другие страны внесли свой вклад в разрастающуюся мифологию. Немцы расписывали особые ужасы шабаша, французы и итальянцы — богохульство черной мессы, Англия породила концепцию «фамилиара», то есть животного — спутника ведьмы. А Швеция придумала человека-коня, подкованного по-конски, который доставлял ведьм на шабаш. То, что среди приговоренных за колдовство и ведовство были практикующие ведьмы, сомнений не вызывает. Некоторые сами в это верили: частые упоминания о всевозможных дурманящих зельях тому порукой. Кто-то из них действительно мог придерживаться не христианского, хотя не обязательно зловещего культа. Но большинство были просто увлечены таким простым человеческим интересом к эзотерическим знаниям, желанием стать членом обособленной группы со своим тайным языком и ритуалами, способностью испытать в этой группе краткий миг всевластия и могущества.

Наибольшее число легенд о колдовстве сосредоточено вокруг шабаша (см. рис. 73–74).

Согласно общепринятому мнению, сборище ведьм, называемое шабашем, совершалось в некотором отдалении от того места, где они жили. Цивилизация кончалась на окраине города или деревни. В ночное время местность за их пределами в большинстве европейских стран представляла собой темную глухомань, все еще покрытую густыми непроходимыми лесами. Стоило отойти на каких-нибудь несколько сотен ярдов от окраинных жилищ, и вы оказывались в полном уединении. Случайный припозднившийся путник ни за что не стал бы медлить и исследовать происхождение странных огней или звуков, потому что даже вполне земной страх перед разбойниками был не таким пугающим, как ужас перед сверхъестественным. Тем не менее народная фантазия придерживалась твердого убеждения, что шабаш происходит в каком-то неопределенном, но далеком месте и добраться туда можно лишь чудесным образом. Множество научных диспутов было посвящено проблеме ночных полетов, и большинство ученых сходилось во мнении, что они становились возможны благодаря действию волшебной мази. На Бургундских процессах инквизитор ошеломил ужаснувшийся мир перечислением ингредиентов одного из этих снадобий, потому что они, как и магические ритуалы, в разных местах были неодинаковы. Мазь готовили, скармливая выкраденные в церкви священные облатки {15} 15 Священные облатки — в католической церкви хлеб для причастия. жабам, которых затем сжигали. Потом к пеплу добавляли порошок, полученный из костей повешенных и кровь новорожденных младенцев. Когда руки и ноги ведьмы, а также ее палочку смазывали этим составом, их обладательницу мигом и безошибочно переносило через леса, горы, реки и озера прямо к выбранному месту проведения шабаша. Изготовление этой мази включало в себя все, из-за чего ведьмы внушали такой ужас: богохульство, связь с темными силами, ограбление могил, детоубийство.