Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Позднейшие авторы были другого мнения: где только в бассейне Эгейского моря встречается имя Лариса, там неко­гда должны были жить пеласги — в пелопоннесском Аргосе, в малоазиатской Эолиде, на Лесбосе, у Каистра вблизи Эфе­са. Возможно, что уже „Одиссея" на этом основании перено­сит пеласгов на Крит, так как и там около Гиерапитны была Ларисская равнина и Гортина в древности называлась Лари­сой. Из Аргоса пеласги позже были перенесены в мифы со­седней Аркадии, племенной герой которой, Ликаон, уже у Гесиода называется сыном Пеласга.

По преданию, пеласги жили некогда и в Аттике. Дело в том, что стена, защищавшая доступ к Афинской крепости, называлась Пеларгикон; а так как никто не умел объяснить смысл этого слова, то решили, что оно испорчено из Пеласгикон и что крепость была построена пеласгами. Последние позже будто бы были.изгнаны афинянами и переселились на Лемнос. Почему именно туда, мы не знаем, как не знаем и того, почему эти лемносские пеласги называются также тирренцами; у Гомера Лемнос населен синтийцами, т.е. фракий­ским племенем. Остатки древнейшего населения острова, которое было изгнано отсюда афинянами около 500 г., жили еще сто лет спустя на Афонском полуострове и около Плакии и Скилака на берегу Пропонтиды; они сохранили свой древний язык, непохожий на греческий.

Благодаря этим и другим подобным сказаниям, впо­следствии, приблизительно в VI веке, сложилось представ­ление, что эллинам вообще предшествовало в Греции пеласгическое население. Но так как некоторые греческие племе­на, как, например, аркадцы и афиняне, считали себя искон­ными жителями страны, то не оставалось ничего другого, как признать пеласгов предками позднейших эллинов, так что весь переворот сводился к замене одного имени другим. Это противоречило, правда, указаниям Гомера, который по­мещает пеласгов в числе союзников Трои и, следовательно, считает их, очевидно, не принадлежащими к греческому племени; но при тех средствах, которыми располагали древ­ние генеалоги и историки, они никогда не могли разобраться в этом противоречии.

Впрочем, даже если бы действительно некогда сущест­вовал пеласгический народ на такой обширной территории, как об этом повествует сказание, то греки доисторической эпохи не стали бы считать этот народ единой нацией, так как они лишь в VIII в. пришли к сознанию своего собственного национального единства; следовательно, они называли бы отдельные пеласгические племена различными именами. Уже из этого следует, что мы имеем здесь дело не с действи­тельным историческим преданием, не говоря уже о том, что от эпохи, предшествовавшей колонизации Малой Азии, во­обще не сохранилось никаких исторических преданий. Та­ким образом, и в этом случае дело идет лишь о простых комбинациях, притом таких, которые предполагают уже су­ществование даже позднейших песен нашей „Илиады" и „Одиссеи" и, следовательно, не могут быть старше VII или VI столетия. Историческим путем можно доказать сущест­вование пеласгов только в Фессалии. Но Пеласгиотида рав­нозначаща с Пеласгией, как Фессалиотида с Фессалией или Элимиотида с Элимией. А пеласгиоты исторической эпохи принадлежали к греческому племени, и мы не имеем ни ма­лейшего основания думать, что в доисторический период было иначе. В самом деле, именно Фессалийская равнина и была, по всей вероятности, тем местом, где греки впервые прочно основались (выше, с.77).

Подобное же место, как пеласги, занимают в нашем предании лелеги. Гомер упоминает о них как о жителях Педаса в Южной Троаде, и еще Алкей называет находящийся здесь Антандр лелегийским городом. Позднейшие авторы считали лелегов исконными жителями Карии, где также су­ществовал город Педас, в этой стране они, по преданию, еще в эллинистическую эпоху составляли класс крепостных, по­добно илотам в Спарте. Древние крепости и гробницы, о происхождении которых ничего не знали, приписывались здесь лелегам, подобно тому, как мы теперь говорим о „пеласгических" стенах. Думали также, что некогда все побере­жье Ионии и прилежащие острова были населены этим на­родом. Отсюда нетрудно было путем аналогии сделать вы­вод, что и в европейской Греции эллинскому населению предшествовало лелегийское. Основание для этого давал целый ряд местных имен — как Фиск и Ларимна в Локриде, Абы в Фокиде, Педас в Мессении, — которые встречаются в Карии в той же или подобной форме. Один из двух мегарских акрополей назывался Карией; культ Зевса Карийского существовал во многих частях Греции. Во всех этих пунктах будто бы жили некогда лелеги, или карийцы. И действи­тельно, как мы видели, есть некоторое основание предпола­гать, что южная часть греческого полуострова в доэллинскую эпоху была занята народом карийского происхожде­ния; однако мы должны остерегаться принимать такие позд­ние комбинации за историческое предание, так как Гомер еще совсем не знает этих мифов, и только Гесиод упоминает о Локре как о царе лелегов.

Точно так же Гомер не знает и фракийцев вне тех мест, где они жили в историческую эпоху, т.е. вне северного побе­режья Эгейского моря. По позднейшему сказанию, они жили в фокидском городе Давлии и в Беотии у Геликона. Бли­жайший повод к этому представлению подал, по-видимому, род Фракидов, который занимал выдающееся положение в Дельфах и был, вероятно, распространен также в других фокидских городах; затем, имя давлийского царя Терея, по зву­ку напоминавшее фракийский язык; наконец, то обстоятель­ство, что как вблизи Геликона, так и вблизи Олимпа, во фра­кийской Пиерии, существовали храмы в честь муз. С их культом уже в сравнительно раннюю эпоху были связаны тайные мистические учения, как доказывают сказания об Орфее и Мусее. Поэтому Эвмолпа, мифического основателя элевсинских таинств, считали фракийцем; даже если бы он не был ясно назван сыном Мусея, уже одно его имя показы­вает, что он находится в связи с культом муз. Это достаточ­но характеризует значение всего сказания для истории.

Рассказывали также о переселениях в Грецию с Востока. В основе этих сказаний лежат отчасти мифы солнечного цикла, которые давали повод к развитию подобных сказаний у самых разнообразных народов; затем, в этих рассказах от­разилось сознание, что начатки высшей культуры перешли к грекам с Востока. В том виде, как эти мифы дошли до нас, это без исключения продукт позднего творчества, так как они предполагают уже существование довольно тесных сношений между Грециею и древними культурными наро­дами Азии и Египта; поэтому у Гомера еще нет и намека на эти мифы.

Так, рассказывали, что Пелопс пришел из Лидии или Фригии на полуостров, который с тех пор называется по его имени. Его можно было бы принять за героя-эпонима Пело­поннеса; но Пелопией назывались также дочь Пели, или Ниобы, и мать Кикна, сына Арея. Мать Пелопса — Эврианасса, дочь Дионы; его дед со стороны отца — Ксанф („сияющий"), двое его сыновей назывались Хрисиппом и Алкафоем. Эти имена не оставляют никакого сомнения в том, что Пелопс первоначально был солнечным героем; этим и объясняется миф о его состязании с Эномаем из-за облада­ния Гипподамией. Поэтому название Пелопоннес, неизвест­ное еще и Гомеру, означает „остров солнечного бога"; как известно, на крайней южной оконечности полуострова — мысе Тенар — стоял знаменитый храм, посвященный Гелиосу. Таким образом, первоначально Пелопс по существу тож­дествен с Гераклом, который в значительной степени вытес­нил его из мифа и культа; и в самом деле, генеалогия пело­поннесских династий в древнейшее время примыкает к Пелопсу, в позднейшее — к Гераклу. Впрочем, первое место, по крайней мере в Олимпии, всегда занимал Пелопс.