Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Свержением Писистратидов закончился период тирании в самой Греции. В малоазиатских городах тираны держались еще только искусственно, благодаря поддержке персов. Правда, в Сицилии тирания именно в это время достигла высшей точки своего развития; но и здесь ей суждено было пасть уже спустя немного десятилетий. Нация уже переросла монархию, борьба между знатью и гражданством была окон­чена. Но оба эти сословия нашли теперь общего врага в мас­се безземельных, которые добивались участия в государст­венной жизни. Однако в ближайшее время всякие внутрен­ние раздоры отступили на задний план ввиду опасности, ко­торая грозила независимости нации с востока.

Греческому народу выпала на долю счастливая возмож­ность развиваться самобытно, почти не подвергаясь насиль­ственным внешним влияниям, вплоть до достижения полной духовной и политической зрелости. Ни один чужеземный завоеватель не пытался проникнуть в Грецию; а когда сами греки начали распространять свое владычество над острова­ми и побережьями Средиземного моря, они не встречали серьезного сопротивления в варварских обитателях этих стран. Даже финикийцы в первое время везде уступали гре­кам и почти без борьбы предоставили им все торговые окру­га, которые они до тех пор эксплуатировали.

В VI столетии эти обстоятельства начали изменяться. Малоазиатские греческие города подпали под лидийское, Кипр — под египетское владычество; на западе финикийцы сплотились вокруг Карфагена в единое государство, которое вскоре начало наступать на греков. Но только расцвет пер­сидского могущества грозил серьезною опасностью свободе греческой метрополии.

Древние восточные монархии — Мидия, Лидия, Вави­лония, Египет — были одна за другой покорены Киром и Камбизом. Владения персидских царей простирались от Эгейского моря и Большого Сирта до Яксарта и Инда. Это было государство, равного которому мир не видел ни рань­ше, ни впоследствии. Персидская монархия на исходе VI века была не только первой, но и вообще единственной великой державой, наряду с которой существовали только незначительные мелкие государства. Казалось, только от воли персидского царя зависело определить границы своего владычества.

В самом деле, государство располагало почти неисто­щимыми военными силами. Если обширное Иранское плос­когорье и было сравнительно скудно населено, то при своем громадном протяжении (около 3 млн кв. км) оно все-таки имело очень большое абсолютное население. Зато чрезвы­чайно густо были населены плодородные равнины по Ев­фрату и Тигру, Нильская долина и древняя культурная стра­на — Сирия. Царь имел возможность собрать любое количе­ство войска, какое только он мог прокормить. Кроме того, обладание морским побережьем на протяжении от Нила до Геллеспонта доставляло средства, чтобы снаряжать сотни боевых кораблей, во главе которых стоял превосходный флот финикийских торговых городов.

Финансовые силы государства не уступали его военным силам; под скипетром персидского царя были соединены богатейшие страны тогдашнего мира. Наряду с земледелием процветали торговля и промышленность, особенно в запад­ной половине государства; еще греки V столетия смотрели на города вроде Мемфиса, Вавилона, Сузы, Экбатаны с та­ким же удивлением, как средневековые путешественники на Каир или Багдад. Доходы царя простирались при Дарии до 7600 персидских серебряных талантов (около 19 ООО кг золо­та), к которым присоединялись еще значительные натураль­ные повинности. Так как на текущие расходы далеко не тре­бовалось таких крупных сумм, то цари могли накоплять большие богатства. По достоверным известиям, Александр получил в добычу в Сузе 40—50 тыс. а в Персеполе 120 тыс. талантов серебра. Нужно помнить при этом, что Афинская государственная казна к началу Пелопоннесской войны заключала в себе только 6000 талантов, между тем как все доходы Аттического государства около этого време­ни не превышали 600 талантов.

И все эти неисчислимые богатства находились в полном распоряжении одного человека. По сравнению с волей царя не имела никакого значения ни одна другая воля в государ­стве; знатный сатрап, как и простой поденщик — все в оди­наковой степени были рабами царя, все повергались в прах перед своим владыкой — зрелище, наполнявшее глубоким отвращением всякого эллина. Таким образом, политическая сила государства обусловливалась в значительной степени личностью царя.

Но и помимо этого государство скрывало в себе немало элементов слабости. Уже громадное протяжение нейтрали­зовало до известной степени большие материальные средст­ва, которыми оно располагало. В самом деле, требовалось более 4 месяцев, чтобы привести войско из Вавилона в Сар­ды или к Нилу, и еще больше времени, чтобы стянуть отря­ды из отдаленных провинций. Поэтому для каждого большо­го похода, который предпринимал царь, нужны были много­летние приготовления. Да и качества этих войск оставляли желать многого. Население страны в громадном большинст­ве было невоинственно, не говоря уже о том, что оно лишь против воли шло на войну за своих чужеземных властите­лей. Правда, сами персы, и вообще арийские племена Иран­ского плоскогорья, были хорошими солдатами, особенно отличными наездниками и стрелками из лука. Однако, как ни полезны были эти роды оружия на обширных равнинах Азии, — на изрезанной или гористой местности персы, бла­годаря недостатку дисциплины и легкому вооружению, ус­тупали греческим гоплитам; и еще больше была, в сравнении со свободными гражданами греческих городов, моральная слабость азиатов, которые дрожали перед кнутом своих офицеров и сражались только за своего царя и господина.

Вообще самым больным местом персидской монархии было то, что она была основана только на грубой силе и ею одной держалась. Бесчисленные народы, входившие в ее со­став, не были связаны между собой каким-нибудь общим интересом; а персидское владычество не сумело, да и не пы­талось слить эти народы в одно целое. Вавилоняне, мидийцы, египтяне, жители Малой Азии во времена Александра были еще так же чужды друг другу, как некогда во времена Дария; все они, исключая, может быть, одних мидийцев, приветствовали падение персидского господства как осво­бождение от невыносимого ига.

Уже после смерти Камбиза II во время его возвращения из Египта был момент, когда едва только основанное госу­дарство, казалось, опять готово было распасться. В коренной провинции Персиде началась гражданская война, и целый ряд подчиненных народов воспользовался этим случаем, чтобы попытаться свергнуть с себя чуждое владычество. Только после продолжительной борьбы Дарию, принцу из боковой линии дома Ахеменидов, удалось утвердиться на престоле и снова покорить отпавшие провинции. Он дал те­перь государству более строгую административную органи­зацию и особенно урегулировал финансы, точно определив размер дани отдельных областей.