Елена Прудникова - Катынь. Ложь, ставшая историей.

Итак, что было дальше?

«Обшили кошмой двери, которые выходили в коридор, чтобы не были слышны выстрелы в камерах. Осужденных проводили в коридор, сворачивали налево. Тут был красный уголок. В красном уголке сверяли по списку, совпадают ли данные — имя, фамилия, год рождения, профессия…

Следователь. В красном уголке кто присутствовал при опросе?

Токарев. Кроме Блохина, постоянно присутствовали и Синегубов, и Кривенко. И два или три раза присутствовал я.

Следователь. Из камеры в красный уголок по одному заводили?

Токарев. Только по одному.

Следователь. Сколько человек опросили при вас?

Токарев. Я одного парнишку только спросил: " Сколько тебе лет? " «Восемнадцать». «Где служил?» «В погранвойсках». «Кем работал?» «Телефонистом». «Сколько проработал?» «Шесть месяцев». Он, по-моему, без головного убора зашел и улыбался так… мальчишка, совсем мальчишка!»

Ладно, допустим, внутренняя тюрьма в Калинине была так велика, что ей понадобился собственный красный уголок — в конце концов, он мог по совместительству служить комнатой отдыха для надзирателей. Но откуда взялся восемнадцатилетний телеграфист, если в польскую армию призывали с двадцати одного года?

А ведь где-то мы уже слышали этот пассаж о восемнадцатилетних… точно!

«Вообще нам нужно чаще говорить о 17-18-летних прапорщиках, которые перед расстрелом еще просили разрешить послать домой письмо, и т. д., т. к. это действует особенно потрясающе».

Это — директивы доктора Геббельса по катынскому делу.

«…Потом, когда удостоверялись, что это тот человек, который должен быть расстрелян, тут же надевали на него наручники и вели в камеру, где производился расстрел. Стены ее были тоже обшиты звукопоглощающим материалом…»

А Блохин, который присутствовал и при опросе, и при расстреле, тоже курсировал по коридору, как автозак по Калинину: взад-вперед, взад-вперед… Надо бы спросить у калининских краеведов, не водилось ли в здании мединститута, в который впоследствии переоборудовали УНКВД, привидения в кожаном фартуке, кепке и крагах…

« Следователь. Камера смерти как была оборудована?

Токарев. Небольшая комната. Даже меньше этой («эта», где проводился допрос — на глазок около 20 кв. метров. — Авт.)».

Да-да… вот только уже после нескольких десятков пистолетных выстрелов тюремная камера превратится в газовую, в которой вполне успешно задохнутся как приговоренные, так и палачи. Так что можно уже и не стрелять, и не заботиться о ликвидации свидетелей.

« Следователь. Совершенно пустое помещение?

Токарев. Нары были.

Следователь. Почему нары?

Токарев. Для спанья. Нары, коек не было. А из нее, из этой камеры, был выход во двор. Туда вытаскивались трупы, грузились на машину…»

Тюремная камера с запасным выходом во двор — это тоже калининское ноу-хау. До сих пор о таких чудесах слышать не приходилось. Равно как и вообще о тюрьмах, непосредственно, без внутренних решеток сообщающихся с улицей. Зато это решает проблему вентиляции расстрельно-газовой камеры… Хотя как сказать! Любой, кто хоть раз имел дело с открытым долгое время газовым краном, отлично знает, что даже регулярно закрывая и открывая дверь, комнату не проветришь, если не перекрыть газ… В нашем случае — если не прекратить стрельбу. А прекращать ее нельзя, 250 выстрелов — еженощная норма…

Авторы исследования «Тайны Катыни» сами прошли с хронометром в руках указанный Токаревым путь от общей камеры, где будто бы содержали поляков, до выхода во двор и выяснили, что он занимает не менее четырех минут, а стало быть, за час могли расстрелять не более 15 человек — это если действовать быстро, четко, не отдыхать ни минуты и не иметь проблем ни с одним из приговоренных. Стало быть, за ночь — человек 100–120. А остальные?

Впрочем, на самом деле с этой тюрьмой Управления НКВД все еще непонятнее. В 1996 году во время поездки в Тверь Сергей Стрыгин осмотрел подвал здания медицинской академии, расположенной в том доме, где до войны помещалось управление.

«Согласно общепринятой версии, в подвалах УНКВД в 1930-е годы расстреливали приговоренных к расстрелу в Калинине людей, а в апреле-мае 1940 г. расстреляли 6311 военнопленных из Осташковского лагеря. Однако визуальный осмотр подвальных помещений и измерение рулеткой их размеров заставляют усомниться в правдоподобности этой версии.

В подвале этого здания, несмотря на внушительные общие размеры, лишь четыре изолированных помещения по 34 кв. метра можно использовать под общие камеры для содержания заключенных (остальные помещения в подвале либо слишком маленькие для общих камер, либо представляют из себя участки коридора с 2–3 выходами в разные стороны или дверями в смежные помещения и коридоры)…

Важной деталью является то обстоятельство, что в настоящее время во все четыре изолированных помещения ведут обычные деревянные двери с обыкновенными (не усиленными) деревянными дверными коробками. При визуальном осмотре входных проемов в эти четыре помещения не удалось обнаружить следов установки там в прошлом металлических дверей или же признаков наличия в прошлом усиленных дверных коробок».

Поскольку тюремная камера с дверью, которую можно вышибить простым пинком, — нонсенс, то возникает вопрос: а существовала ли вообще в Калининском УНКВД внутренняя тюрьма, и если да — то где она располагалась и что собой представляла? Может быть, и вовсе кусок коридора с пятью клетушками?

Но и это еще не всё, что узнал Стрыгин в Калинине.

«Кроме того, архитектурные особенности здания Калининского УНКВД не позволяли в 1930-40 годы обеспечивать скрытность операции по расстрелу в нем большого числа людей. Учебные корпуса, спортзал и столовая, ныне загораживающие внутренний двор, были построены… лишь в 1970-80 годы, а в предвоенные годы внутренний двор УНКВД практически полностью просматривался с верхних этажей окружающих зданий. Ежесуточный привоз большого количества военнопленных в иностранной военной форме с последующей погрузкой каждую ночь по 250–300 трупов на 10–12 грузовых автомобилей должны были неизбежно привлечь внимание местных жителей и вызвать нежелательные слухи в городе».

Да уж, секретная операция, за которой свободно наблюдают жители окрестных домов. «Вась, а Вась! А че это там чекисты делают?» — «Ну ты проснулась, Мань! Они уж, почитай, две недели там кого-то стреляют, а потом трупы в машины грузят. Петька-сцепщик вчерась у пивного ларька рассказывал, что на станцию каких-то солдат иностранных пригнали, и их «воронок» целый день сюда возит: взад-вперед, взад-вперед!»