Проспер Буассонад - От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

Среди вилланов были даже арендаторы с большими привилегиями. Такими были свободные вилланы -censitaires монастырей и церквей, которых называли laeten, cerocensuales, homines ecclesiastici, homes de sainteur в Германии и Франции и abadengos в Испании. Такими же были censitaires правителей, например испанские realengos. Основная масса сельских жителей завидовала им. Их арендная плата была меньше, и оттого, что в нее входил воск для церковных свечей, эти арендаторы получили название cerocensuales (на латыни это значит «облагаемые восковым налогом». – Пер. ) Они выполняли мало полевых работ, при вступлении в брак платили только легкие налоги и были не только свободны от требований светского господина, но и лучше защищены от войны и голода. Но большинство свободных вилланов, хотя и носили звание свободных людей и были свободны от предписаний договора и обычая, не имели ни права носить оружие для самозащиты, ни, как правило, возможности поменять место проживания или сменить господина. Они были отрезаны от политической жизни общества, потому не имели по-настоящему действенных гарантий против угнетения. Господин не обладал «полным правом пользования» такими вилланами – это признал в XIII в. знаменитый юрист Пьер де Фонтен. Но ничто, кроме совести господина, не гарантировало виллану, что тот не будет злоупотреблять своими правами сеньора. В спорах между господином и вилланом единственным судьей был Бог. Если феодал по своему произволу брал дополнительные налоги со свободного крестьянина, это было только моральным проступком – нарушением заповеди «не укради», которое губило душу господина. Но что эта угроза значила по сравнению с требованиями себялюбия или алчности? Против произвола феодалов не было никакого средства. Поэтому случалось, что свободный виллан, несмотря на обычай, часто был обязан выполнять для господина те или иные работы, платить ему налог натурой, монопольные сборы, пошлины – все множество грабительских поборов, которые в то время называли вымогательством, maltotes, дурными обычаями, и вынужден был терпеть огромное число злоупотреблений, которые время в конце концов узаконивало и которые еще больше увеличивали обязанности свободного арендатора.

Свобода виллана была полурабством, но все же она была гораздо лучше крепостной зависимости. Именно крепостные в X, XI и даже XII в. преобладали среди основной массы трудового населения Запада. Правда, в это сословие крепостных были объединены прежние категории – hotes, вольноотпущенники, coloni, colliberti, личные и домашние рабы. Весь человеческий капитал, которым французские феодалы могли распоряжаться при эксплуатации господской земли в своих поместьях, состоял из этих hommes de corps – крепостных мужчин и женщин, с которых сеньор мог когда угодно взимать налог и осуществлять над ними «право мертвой руки» ( mainmorte ) (то есть лишать их права распоряжаться своим имуществом. – Пер. ). Их называли иногда questaux, иногда «люди, чье тело – феод господина» ( hommes liges du corps ), податные люди ( hommes de capitation ), поскольку они платили подушную подать, или местные уроженцы ( nativi ). В англо-нормандской Англии в Книге Судного дня были объединены в одну категорию, подобную французскому и нормандскому крепостному сословию, 109 тысяч вилланов, имевших пару быков и от 13 до 15 акров земли, 90 тысяч коттеров и бордаров – крестьян без пахотной упряжки, имевших только хижину и около 5 акров земли, и 25 тысяч рабов, трудившихся в сельском хозяйстве. Эти англо-нормандские вилланы, низведенные до положения крепостных, с XI по XIII в. составляли более трех четвертей населения Англии. В Германии было много таких же по положению в обществе крестьян, которые назывались leibeigenen, eigenleute, несвободные ( unfreien ), слуги ( knechte, servi, hominess proprii ), поскольку были собственностью других людей. В Нидерландах они получили название hagastalds, что значит «данники», а в Испании были известны под многими названиями – solariegos в Кастилии и Наварре, collazos в Наварре, villanos de parada в Арагоне, pageses de remensa (крестьяне, прикрепленные к земле) в Каталонии. В Италии девять десятых сельского населения составляли земледельцы из этого сословия; здесь они назывались подданными ( vassali homines, homines ) либо как в древности – aldions, coloni или censiles.

Как бы ни назывались крепостные, их сословие везде пополнялось одними и теми же способами: в него попадали дети, родившиеся у крепостных, свободные люди, вступившие в брак с крепостными, те, кто просто жил на земле, предназначенной для крепостных, а также пленные, захваченные во время войн между феодалами, и те, кто был зачислен в крепостные по приговору суда. Случалось даже, что люди дарили крепостных или отдавали своих детей в качестве крепостных церкви или монастырю. Более того, бывало, что человек сам предлагал себя в крепостные, надев на шею веревку и прикрепив ко лбу мелкую монету. Так возник целый разряд крепостных, которые назывались oblates – «принесенные в дар». Насилие, нищета, благочестие – все увеличивало число крепостных, и на рубеже XII в. часто бывало так, что огромные массы людей могли получить дом, клочок земли и хлеб насущный, только согласившись стать крепостными или униженно попросив об этом, даже если не родились в крепостном состоянии.

Однако у крепостной зависимости были разные уровни, и существовала целая иерархия крепостных. В самом низу этой иерархической лестницы находились домашние крепостные ( vernaculi ) или ремесленники ( operarii ), которых в Англии называли просто вилланами. Они мало отличались от прежних рабов – не имели собственного дома, а вырастали и потом жили в доме своего господина и выполнялинаименее почетные работы в доме. Постоянно находясь в господской усадьбе, они все время терпели оскорбления и незаслуженные обиды. Эти домашние слуги, с которыми жестоко обращались и избивали за малейшую провинность, были чем-то вроде пролетариата среди крепостных – эксплуатируемые озлобленные люди, которые, как античные рабы, надеялись только на побег из ненавистной тюрьмы, где их держали в неволе. Но на вершине той же лестницы были привилегированные крепостные крестьяне, например colliberts в восточных провинциях Франции, в Иль-де-Франс и Ниверне. Их семьи нельзя было разлучать, и к ним, вероятно, не применялись formariage [3]и право мертвой руки ( mainmorte ). Самыми счастливыми были королевские и церковные крепостные, которые жили в имениях правителей либо на землях обычного или монашествующего духовенства и имели все юридические права. Их труднее было отдать другому господину, продать или обменять, и они были обеспечены в материальном отношении. Им было гарантировано благополучие, которого не было у обычных крепостных.