Джон Норвич - Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016-1130

Прагматический подход и забота о внешних формах видны еще отчетливей в отношении нормандцев к религии. Они казались по-настоящему богобоязненными, как всякий человек в Средние века, и, как большинство людей, пребывали в убеждении, что главная цель религии – обеспечить человеку возможность после смерти избежать адского пламени и достичь небес как можно быстрее и безболезненнее. Благополучие в таком путешествии обеспечивается, как обычно верили, исполнением правил, предписанных церковью, – регулярным присутствием на мессе, соблюдением постов, покаянием по необходимости, паломничеством при случае и щедрыми дарами церквам и монастырям. Пока эти формальные требования не нарушаются, человек волен в остальном поступать как хочет и его не следует судить строго. Также нет необходимости подчиняться диктату церкви в мирских делах. Как мы увидим, подлинные религиозные чувства Гвискара или Рожера никогда не мешали им драться зубами и когтями против того, что они считали недопустимым посягательством со стороны папства, так же как искренняя вера Генриха Плантагенета не предотвратила его столкновения с Беккетом. Отлучение от церкви было действительно суровым наказанием, применявшимся в особых случаях; однако западноевропейские правители подвергались ему довольно часто, и, по крайней мере если говорить о нормандцах, оно, по-видимому, не слишком влияло на их политику; обычно им удавалось добиться того, что отлучение вскоре снимали.

Материалистичные, сообразительные, восприимчивые, все еще сохранившие неистовую энергию и непоколебимую самоуверенность своих предков-викингов, первые нормандские авантюристы были прекрасно подготовлены к той роли, которую им предстояло играть. К этим качествам добавлялись еще два, может быть, недостойные похвалы сами по себе; однако без них великое королевство на юге не возникло бы никогда. Прежде всего нормандцы были необыкновенно плодовиты, что означало постоянный прирост населения. Поиски «жизненного пространства» привели первых завоевателей из Скандинавии в Европу, а два столетия спустя те же обстоятельства заставили их жадных до земли сыновей двигаться дальше на юг. Во-вторых, они были прирожденными бродягами – не только по необходимости, но также по темпераменту. Они не испытывали, как отмечает древний хронист, привязанности ни к одной стране, которую в тот или иной момент называли своей. Быстрины Севера, холмы Нормандии, прибрежные луга Англии, апельсиновые рощи Сицилии, пустыни Сирии поочередно были покинуты бесстрашными, легкими на подъем молодыми людьми, ищущими места, где поживы будет больше.

А что может послужить лучшим оправданием для таких поисков, чем паломничество? Нет ничего удивительного в том, что при наступлении второго тысячелетия, когда мир не пришел к предсказанному концу и волна облегчения и благодарности прокатилась по Европе, среди тысяч людей, толпами двигавшихся к святым местам, оказалось столько нормандцев. Пункты назначения могли быть разными; четыре считались столь священными, что визита туда было достаточно, чтобы получить полное отпущение грехов, – Рим, Кампостелла, гора Гаргано и, разумеется, Святая земля. В тот период Иерусалим находился уже около четырехсот лет под владычеством мусульман, но христианских паломников там принимали – один из странноприимных домов был основан самим Карлом Великим, и подобное путешествие не вызывало особых затруднений у тех, кто имел достаточно времени и сил; а меньше всего – у молодых нормандцев, которые воспринимали его как приключение и испытание и, без сомнения, получали от него удовольствие, но на свой лад, совершенно независимо от абстрактной духовной цели – спасения собственной души. Дополнительная выгода состояла в том, что по возвращении из Палестины они могли высадиться в Бари или Бриндизи и оттуда проследовать вдоль берега до храма Архангела, ибо архангел Михаил не только был хранителем мореплавателей и уже потому заслуживал благодарности, но и занимал особое место в сердцах нормандцев как патрон их собственного большого аббатства на Мон-Сен-Мишель.

Таким путем, очевидно, следовали сорок с лишним нормандских паломников, которые нанесли свой судьбоносный визит на гору Сан-Анджело в 1016 г. По крайней мере, так свидетельствует Вильгельм из Апулии, написавший, по поручению папы Урбана II, «Историческую поэму о деяниях нормандцев в Сицилии, Апулии и Калабрии» в самом конце XI столетия. Рассказ Вильгельма, отлитый в изящные латинские строки, начинается с описания того, как к паломникам приблизился в пещере странный человек, одетый на греческий манер в рясу и шапочку. Он им не очень понравился, а его одежду они сочли женоподобной; но его историю выслушали. Незнакомца, как выяснилось, звали Мелус; он был знатным лангобардом, отправившимся в изгнание после того, как возглавил неудачное восстание против Византийской империи, которая в то время держала под своей властью большую часть южной Италии. Он мечтал добиться независимости для своей родины, и этого, по его убеждению, нетрудно было достичь; все, что требовалось, – это помощь нескольких отважных молодых воинов, подобных его собеседникам. Против объединенной лангобардско-нормандской армии греки не выстоят, а лангобарды не забудут своих союзников.

Трудно представить, что жалость была главным чувством в сердцах паломников, когда они вышли на солнечный свет и поглядели на широкую долину Апулии, лежащую заманчиво у их ног. Они не могли тогда предвидеть, сколько великих деяний предстоит совершить и какие далеко идущие последствия это будет иметь; но они наверняка понимали, какие громадные возможности открываются за предложением Мелуса. Это был шанс, которого они ожидали, – богатая плодородная страна, в которую их приглашали, почти умоляли прийти, предоставляла неограниченный простор для того, чтобы проявить свою доблесть и достичь успеха. Более того, их действия были оправданы с точки зрения законной и религиозной, поскольку речь шла об освобождении покоренного народа от чужеземного угнетения и восстановлении на юге Италии римской церкви, вместо презренного константинопольского лжеучения. Должны были пройти годы, прежде чем эта жажда славы оформилась в ясные планы завоевания, и еще больше времени до того, как эти амбиции были столь блистательно осуществлены, а пока требовалось закрепиться в стране, а для этого призыв к борьбе за независимость Ломбардии был так же хорош, как всякий другой.

Итак, нормандцы обещали Мелусу, что окажут ему помощь, о которой он просит. Сейчас их слишком мало, и они пришли в Апулию как паломники, поэтому недостаточно экипированы, чтобы участвовать в военной кампании. Поэтому они должны вернуться в Нормандию, но только на время, которое необходимо, чтобы совершить подобающие приготовления и собрать соратников. В следующем году они вернутся, чтобы присоединиться к своим новым лангобардским друзьям и начать великое предприятие.