Джон Норвич - Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130–1194

Народная легенда гласит, что Вильгельм собрал все золотые и серебряные монеты королевства и заменил их медными, а прежние оставил себе. Никакие ранние источники этого не подтверждают. Какие-то меры могли приниматься для восстановления экономики после событий 1161 г., но даже Фальканд не обвиняет короля в том, что он разорил подданных ради собственной выгоды.

Эта практика вскоре получила такое скандальное распространение, что папа Александр III должен был в 1176 г. издать декрет, требующий, чтобы сицилийские епископы, проведшие семь лет и более при дворе, вернулись в свои епархии.

Хотя, как объяснялось выше, в Палермо обычно дела не позволяли клирикам посещать свои епархии на сколько-нибудь долгий срок, некоторые старались искупить свое небрежение великолепными дарами и пожертвованиями. Так, на деньги Ромуальда Салернского сооружен огромный мраморный и мозаичный диван в его соборе (основанном Робертом Гвискаром), а благодаря Ричарду Палмеру мы имеем мозаики – или то, что от них осталось, – в Сиракузах. В сокровищнице кафедрального собора в Агридженто хранится изящный византийский переносной алтарь, который определенно датируется XII в. и вполне может быть даром Джеентиле. Несмотря на его наклонности, мы не рискнем, увы, связать с его именем другую уникальную вещь в коллекции собора Агридженто – письмо, написанное собственноручно дьяволом, которое до сих пор хранится в архиве.

Хотя церковь Маттео, носящая сейчас имя Маджионе, серьезно пострадала во время Второй мировой войны, она была тщательно восстановлена и в нее стоит зайти. Со своими тремя апсидами, декоративными аркадами и прекрасной галереей она является замечательным образцом поздней нормандско-сицилийской архитектуры, свободной от явного арабского влияния. После падения нормандского королевства церковь и соседний монастырь были переданы военному ордену тевтонских рыцарей, и следы их пребывания здесь еще заметны. Большинство путеводителей, к сожалению, называют в качестве даты ее постройки 1150 г.; в действительности она почти наверняка была заложена на десять лет позже и закончена в регентство королевы Маргариты.

Не дяде, как утверждает Шаландой – см. генеалогическую таблицу.

Я не смог проследить родство Жильбера с королевой. Шаландон говорит, что он прибыл из Испании, но не дает никаких ссылок в подтверждение своей теории; исходя из его имени и последующих событий мне кажется более правдоподобным, что он принадлежал к французской ветви – возможно, он был сыном или внуком брата или сестры Маргариты де Лэгль, матери королевы. Ла Лумия называет его французом и даже, в одном случае, именует его племянником Стефана – что, разумеется, крайне неправдоподобно.

Подробности дальнейшей жизни Петра сообщает Ибн Халдун. Он называет его Ахмедом эс-Сикели; но из хронологических указаний и других деталей, которые он приводит, рассказывая о бегстве с Сицилии, однозначно следует, что Ахмед и Петр – одно лицо.

Точно так же, как шестью веками позже Марию-Антуанетту называли «австриячкой» на улицах Парижа.

См. генеалогическую таблицу. Гипотеза о королевском происхождении Стефана была предложена Брегиньи еще в 1780 г. Она серьезно оспаривалась Ла Лумия, хотя Шаландон, как мы видели, занимает нейтральную позицию. Мое собственное мнение, если оно заслуживает внимания, сводится к тому, что Стефан являлся именно тем, кем его считали в Палермо, – младшим сыном графа дю Перша, – а фраза Людовика VII может быть воспринята как фигура речи, достаточно естественная в данных обстоятельствах. В любом случае маловероятно, что он мог стать и канцлером, и архиепископом, не достигнув двадцати – что и так кажется мальчишеским возрастом для человека, занимающего два высочайших поста в королевстве.

Я заимствовал приведенную здесь историю у Геро Регенсбургского (Рассуждения об антихристе, i, 53), чья версия является не только самой полной, но, по мнению по крайней мере одного авторитета (Манна), «более беспристрастной, чем другие». Беспристрастность, однако, редкое достоинство среди историков XII в.; и следует добавить, что среди авторов проимперских симпатий у Октавиана также находились защитники.

К концу их осталось только двадцать девять; согласно Арнульфу из Лизьё, епископ Имар Тускуланский, известный эпикуреец, удалился раньше, поскольку не хотел пропустить обед.

Интересно, что уже второй антипапа назывался этим именем.

Город Нинфа был разграблен и разрушен в 1382 г., с того времени лежал в руинах. Затем, однако, он был востребован семьей Каэтани, которой все еще принадлежит; и с 1922 г. они превратили это место в один из самых очаровательных и романтических садов Италии.

Соглашения, подписанные Фридрихом с Генуей и Пизой в начале лета 1162 г., ясно говорят о его намерениях. В обоих случаях он, похоже, полагает завоевание Сицилии делом решенным.

Берта-Ирина умерла от лихорадки в 1160 г. Мануил устроил ей пышные похороны и похоронил ее в церкви Вседержителя; но в тот же год женился на Марии.

Спутники Райнальда были настолько уверены – на каких основаниях, трудно сказать – в его святости, что варили его тело, пока не остались только кости, которые они привезли назад в Германию в качестве реликвий.

Ла Лумия описывает ее как «еще красивую, гордую, изящную», но ссылок на источники не дает.

Вплоть до середины XIX в. дорога из Палермо в Мессину была столь плоха, что путешественники обычно предпочитали плыть по морю.

Фальканд называет дату 15 ноября, но это, вероятно, ошибка переписчика. См. Шаландон. Т. II. С. 333. Ромуальд из Салерно утверждает с определенностью, что король отправился в путь незадолго до Рождества.

И Англия лелеяла Пьера достаточно хорошо в течение почти сорока лет. Он был архидьяконом сперва Бата, а затем Лондона и умер в начале следующего столетия.

Подробности его избрания неизвестны, но Фальканд указывает, что Уолтер получил кафедру «не столько в результате избрания, сколько в результате насилия», так что можно подозревать худшее.

Томас, возможно, знал семью Маргариты достаточно хорошо. Верный товарищ его юности Рише де Легль почти наверняка был родственником ее матери.

Узнав эту новость, Пьер Блуаский отправил Уолтеру явно двусмысленное поздравление – достойное самого святого Бернара, – предлагая ему возблагодарить Провидение, вознесшее его к нынешней славе из «презренной бедности» и «праха нищеты», с которых он начинал (письмо 66). Будучи оба наставниками юного короля, эти двое едва ли могли питать друг к другу особенно теплые чувства.