Наталья Думова - Кадетская контрреволюция и ее разгром

В этой связи необходимо развенчать еще один миф о Крымском правительстве — на сей раз как поборнике справедливости и законности, стремившемся помешать репрессиям со стороны Добровольческой армии, и в частности жестокому преследованию большевиков.

О том, как родился этот миф, можно узнать из мемуаров В. А. Оболенского. Через несколько дней после прихода отрядов Добровольческой армии в Крым, рассказывает он, начальник Крымской дивизии генерал Корвин-Круковский составил список с именами «60 большевиков, разгуливающих на свободе». Когда список был предъявлен премьер-министру Крыму, выяснилось, что первым в нем фигурировал известный как лидер реакционеров в Таврическом губернском собрании бывший земский начальник Сахновский. Его причастность к большевизму заключалась в том, что он вынужденно давал продовольствие и фураж отряду красноармейцев, который стоял в его имении. Остальные «опасные большевики» были в том же роде… 190 Вот за каких «большевиков» ратовали кадетские министры, вот откуда появились легенды об их «милосердии» к своим политическим противникам.

В действительности же 7 февраля 1919 г. было принято постановление правительства «Об образовании Особого совещания для борьбы с большевиками и сочувствующими Советской власти». Были восстановлены царские законы по «борьбе с политическими преступниками». Функционировало жандармское управление, получившее название контрразведки, был изобретен закон о «внесудебных арестах». Лица, заподозренные в сочувствии Советской власти, предавались военно-полевому суду 191 .

Что же касается до разногласий Крымского правительства с командованием Добровольческой армии, то они действительно существовали. Однако, как констатирует П. Д. Долгоруков, эти «постоянные трения» происходили «из-за тона взаимоотношений скорее, чем по существу» 192 . И причина их заключалась отнюдь не в различном отношении к политическим противникам. По воспоминаниям Оболенского, эти конфликты были связаны с бесчинствами офицеров из контрразведки, производивших сначала беззаконные обыски и аресты, а затем замешанных в «серии убийств с грабежами» 193 .

Несмотря на конфликты с офицерством, Крымское правительство, как отмечалось выше, щедро финансировало Добровольческую армию. Винавер писал в Екатеринодар Астрову, что оно употребляет «все свои усилия на поддержку Добровольческой армии», что сам он выступал публично с речами о заслугах армии на спектакле в ее пользу и на губернском собрании 194 .

Не имея реальной силы, на которую можно было опереться, правительство металось между Добровольческой армией и союзнической эскадрой. Крымские правители считали, что «без репрессий не обойтись» — «крымские методы не будут годны» 195 . Так говорил приехавшему в Крым Астрову министр внутренних дел Богданов. Вернувшись в Екатеринодар, Астров доложил Национальному центру, что как премьер Крым, так и министр юстиции Набоков «прямо ставили в беседах вопрос об отказе от власти в пользу Добровольческой армии» и «подчеркивали лишь необходимость соответствующим образом обставить уход» 196 .

Руководство Национального центра в Екатеринодаре пришло к выводу, что «с политической точки зрения усиление отрядов Добровольческой армии в Крыму представляет единственно правильное решение» 197 .

Трагикомическим фарсом явился последний этап существования крымского кабинета. При наступлении на Крым Красной Армии министры спешно выехали в Севастополь, где попросили убежища на союзнических судах «ввиду опасности, грозящей не только от появления большевиков, но главным образом от покушений со стороны возбужденных приближением большевиков большевистски настроенных масс» 198 . В момент бегства злополучным крымским правителям пришлось испытать еще и горькое унижение от презрительно-наглого отношения к ним представителей союзников. Во всей красе раскрылась истинная сущность неизменно восславлявшихся ими «бескорыстных спасителей и благодетелей».

11 апреля министров вызвал к себе французский полковник Труссон и потребовал деньги «на эвакуацию», пригрозив, что иначе не выпустит ни одного парохода из рейда. Когда министры объяснили, что касса в Севастополе иссякла, Труссон заявил: «Где деньги, дайте деньги, иначе не уедете. Мне нужны деньги, а не ваши разъяснения» 199 . Наконец, сторговались: Труссон согласился взять «выкуп» — часть государственных ценностей Крыма, эвакуированных в Севастополь, на сумму 8—10 млн. руб., но пригрозил, что до их получения правительство не выпустит.

12 апреля Крым, Винавер, Набоков и Барт, составив для приличия официальный акт, покорно передали французским властям в Севастополе «ценности, вывезенные из краевого банка… и находившиеся в здании казначейства в Севастополе», причем расходовать их французам предоставлялось «по собственному усмотрению». Однако Труссону и этого показалось мало: он заподозрил министров в намерении утаить и увезти часть ценностей. Поэтому до окончания ревизии финансовых дел правительства его члены были арестованы. Их выпустили из Севастополя лишь 15 апреля 200 .

Перед самым отъездом из Крыма Набоков имел разговор с французским адмиралом Аметом. Амет держал себя, по его словам, так вызывающе грубо», «так третировал Россию», «так нагло издевался над всем святым и дорогим» для «русского национального чувства», что он готов был, выйдя из каюты адмирала, броситься в воду 201 .

Из истории Крымского правительства кадеты вынесли так называемые «уроки будущего»: «власть в настоящее время не может быть парламентарной, а должна быть построена на началах диктатуры» 202 . «Крымский опыт» еще больше сблизил кадетов с Добровольческой армией, явившейся очагом реакционно-реставраторских устремлений. На состоявшемся в начале марта 1919 г. совещании членов кадетского ЦК в Ялте была принята резолюция, призывавшая к «сосредоточению сил около центров всероссийского объединения, какими должны быть наши армии» 203 , т.е. к безоговорочной поддержке военной диктатуры.

Собственные признания кадетских лидеров, стоявших у кормила власти в Крыму в 1918–1919 гг., показывают, что за нарисованной буржуазной историографией сусальной маской надклассового «патриотического, милосердного и пользовавшегося всеобщим доверием» правительства скрывался все тот же звериный лик контрреволюционной буржуазии, враждебной и ненавистной трудящимся массам, готовой на национальное предательство, на любую жестокость в смертельной схватке с поднявшимся на борьбу с ней пролетариатом.

Как мы видели отношение кадетских руководителей к сконструированному в Уфе Временному всероссийскому правительству — Директории — и на Юге и в Сибири было сугубо отрицательным. Но если екатеринодарские деятели за дальностью расстояния ограничивались суровыми репримандами оказавшемуся в сложной ситуации члену этого правительства Виноградову, то возглавивший сибирских кадетов В. Н. Пепеляев со свойственной ему энергией развил широкую деятельность по дискредитации и устранению Директории. Его усилия встречали полное одобрение и поддержку со стороны сибирских кадетов.