Сергей Ковалёв - История Рима (с иллюстрациями)

В 23 г. был раскрыт заговор против Августа [351] Во главе его стояли А. Теренций Варрон Мурена и Фанний Цепион. . Заговорщиков осудили и казнили; однако этот факт испугал императора и показал ему, что даже республиканские ширмы не являются вполне надежной защитой. К этому нужно прибавить тяжелую болезнь Августа, поставившую перед ним со всей остротой вопрос о престолонаследии и вообще об упрочении динас­тического принципа.

Все это объясняет нам, почему именно на эти годы падает ряд мер, имеющих целью внести большую ясность в юридическое положение прин­цепса. Еще во время поездки в провинции Август, пользуясь своим про­консульским империем, организовал для себя личную охрану из 9 прето­рианских когорт по 1 тыс. человек в каждой (cohortes praetoriae) [352] Преторская когорта существовала еще при Республике в качестве личной стражи полководца (претора). В конце Республики число преторских когорт дошло до трех. Август, опираясь на то, что его проконсульская власть распространялась на 3 провинции, утроил число преторских когорт. Солдаты, служившие в них, пользовались привилегированным положением и назывались преторианцами. . Вернув­шись в 24 г. в Рим, он привел с собой туда и преторианские когорты. Три из них были размещены в самом Риме, шесть — в окрестных городах Ита­лии. Кроме того, Август стал держать в Риме три городские когорты (cohortes urbanae) для полицейской охраны. Таким образом, в Риме и его окрестностях была создана непосредственная военная опора императора.

1 июля 23 г. Август отказался от должности консула, которую он зани­мал непрерывно с 31 г. Зато с этого времени начали толковать его трибун­скую власть как годичную магистратуру [353] Нужно подчеркнуть, что Август как патриций юридически не мог быть народ­ным трибуном. Поэтому-то и была создана фикция, что трибунская власть (tribunicia potestas) может быть отделена от ее носителя, народного трибуна, и передана дру­гому лицу, в данном случае — Августу. . Этим был создан прецедент, пре­емники Августа также стали исчислять время своего правления по годам своей трибунской власти.

Но отказавшись от консульства, Август сохранил в своих руках одну из его существенных прерогатив: право вносить в сенат предложения пре­имущественно перед другими магистратами (ius primae relationis). А в сле­дующем 22 г. ему было «даровано» право созывать сенат и председатель­ствовать в нем, сидя между обоими консулами.

Еще важнее было постановление, принятое сенатом в 23 г.: империй Августа был признан высшим империем (imperium maius) по отношению ко всем другим военачальникам, в частности, по отношению к проконсу­лам сенатских провинций. Таким образом, Август становился главой про­винциального управления, и с диархией было навсегда покончено.

Смысл преобразований 24—22 гг. [354] Некоторые из этих мер, по-видимому, были проведены через комиции, другие приняты в форме senatus consulta. совершенно ясен. С одной стороны, это был дальнейший шаг в сторону «восстановления Республики». Отказы­ваясь от своего исключительного права на консульство, Август тем самым как бы делал его более доступным для других. Трибунские права в большей степени подчеркивали общенародный характер его власти. С другой сторо­ны, реформы преследовали цель усилить единоличную власть императора. Уже избрание трибунских полномочий как основной республиканской фор­мы, в которой была выражена гражданская власть Августа, говорит о тен­денции к усилению единодержавия, так как по республиканским понятиям трибунская власть представляла собой высшую власть по отношению ко всем другим магистратурам. Но, отказываясь навсегда от консульства, Ав­густ, как мы видели, сохранил свое доминирующее положение в сенате. В том же направлении усиления автократических тенденций действовали та­кие акты, как объявление империя Августа высшим империем, не говоря уже о создании в Риме постоянной военной охраны для особы императора [355] Формальное право на это давало то обстоятельство, что проконсульский им­перий Августа имел постоянный характер: он сохранял его, даже находясь в Риме. Следовательно, он имел право держать там и cohors praetoria. .

Общий результат не вызывает сомнений: несмотря на демагогическое подчеркивание республиканского начала, в итоге усилился монархиче­ский принцип, а от диархии не осталось ничего, кроме пустой формы.

На этом эволюция принципата в основном закончилась. Нужно только прибавить, что в 13 г. Август был избран в комициях верховным понтифи­ком (pontifex maximus) и стал, таким образом, главой римской религиозной организации. К чему же в конце концов свелась формальная основа принци­пата? К трем основным моментам: расширенная трибунская власть делала Августа главой всего гражданского управления (сената, комиций и магист­ратур); высший империй давал ему верховную власть над всеми римскими войсками и провинциями; понтификат предоставлял руководящую роль в делах религии. Сюда нужно добавить различные экстраординарные полно­мочия и поручения, которые время от времени брал на себя Август: цензор­ский надзор «за законами и нравами» (cura legum et morum), забота о снаб­жении г. Рима продовольствием (cura annonae), надзор за водопроводами (cura aquarum).

Важнейшим этапом оформления Октавианом собственной власти ста­ло демонстративное сложение им полномочий триумвира в январе 27 г. до н. э. Дион Кассий (52, 1) рассказывает, что этому шагу пред­шествовал спор трех друзей — Октавиана, Марка Випсания Агриппы и Гая Цильния Мецената. Агриппа советовал Октавиану отка­заться от единовластия, а Меценат возражал ему и, в частности, ска­зал: «Если ты заботишься об отечестве, за которое вел столько войн, за которое с удовольствием отдал бы и свою душу, то преобразуй его и приведи в порядок наиболее рациональным образом. Возмож­ность и делать и говорить все, что только кто пожелает — это источ­ник всеобщего благополучия, если имеешь дело с благоразумными людьми, но это приводит к несчастью, если имеешь дело с неразум­ными. Поэтому тот, кто дает свободу неразумным людям, все равно что дает меч ребенку или сумасшедшему, а кто дает свободу благо­разумным гражданам, тот спасает всех, в том числе и безумцев, даже вопреки их воле. Поэтому я считаю необходимым, чтобы ты не об­манывался, обращая внимание на красивые слова, но чтобы, взве­сивши настоящее положение вещей, по существу поставил бы пре­дел дерзким выходкам толпы и взял бы управление государством в свои руки совместно с другими достойными людьми. Тогда сенато­рами были бы люди, выдающиеся своим умом, войсками командова­ли бы те, кто имеет опыт в военном деле, а несли бы военную служ­бу и получали бы за это жалованье люди самые крепкие и самые бедные. Таким образом, каждый будет охотно делать свое дело, с готовностью помогать другому, не будет больше слышно о людях нуждающихся, все обретут безопасную свободу. Ибо пресловутая свобода черни является самым горьким видом рабства для людей достойных и одинаково несет гибель всем. Напротив, свобода, везде ставящая на первый план благоразумие и уделяющая всем справед­ливое по достоинству, делает всех счастливыми. Ты не думай, что я советую тебе стать тираном и обратить в рабство народ и сенат. Это­го мы никогда не посмеем, ни я сказать, ни ты сделать. Но было бы одинаково хорошо и полезно и для тебя, и для государства, если бы ты вместе с лучшими людьми диктовал законы, а чтобы никто из толпы не поднимал голос протеста» (Дион Кассий, 52,14—15, пер. дан по кн.: Федорова Е. В. Императорский Рим в лицах. М., 1979.