Роландо Кристофанелли - Дневник Микеланджело Неистового

* * *

Ничто мне не причиняет такой мучительной боли, как вынужденное безделье. У меня нет даже собственного угла, где можно было бы побыть наедине со своими мыслями. Оба моих товарища - обычные шалопаи. Я их интересую, только когда завожу разговор о деньгах или предлагаю пойти куда-нибудь поужинать. Пуще всего их занимают женщины. Один из них относится ко мне вполне терпимо, но и он - еще одно разочарование. Несчастные создания, как им приходится ухитряться, чтобы мое терпение не лопнуло окончательно. Их смех вызывает во мне жалость, их слезы заставляют меня смеяться.

* * *

Хотя не вижу особой нужды в этой короткой записи, все же отмечу, что ни за что не отступлюсь от принятого решения: через несколько часов покидаю Венецию и недели через две буду дома. Пусть эти строки послужат клятвенным обещанием самому себе. Прочь упаднические настроения! Наконец-то я знаю, что мне следует предпринять, и я это сделаю во что бы то ни стало.

* * *

В Венеции свободы куда больше, нежели в Болонье, в чем вчера я смог воочию убедиться сразу по прибытии в этот город. На заставе нас немедленно взяли под стражу - меня и двух моих попутчиков. У нас, видите ли, не было сургучной печати на ногте большого пальца, по которой отличают местных жителей от чужестранцев. Оказавшись без денег, мы не в состоянии были возместить урон, нанесенный порядкам, которые ввели Бентивольо - местные правители. Нас собирались было препроводить в каталажку, но оказавшийся в таможне синьор Франческо Альдовранди, член Совета шестнадцати, выказал живейшее участие к нашей судьбе и из собственного кармана уплатил пошлину за всех троих. Нас тотчас освободили. Мои юные друзья решили следовать дальше до Флоренции, а я остался в Болонье, чтобы дать себе небольшую передышку. Последние гроши я отдал уехавшим друзьям, а сам воспользовался любезным гостеприимством синьора Альдовранди. Его резиденция, пусть не такая роскошная, как дворец Медичи во Флоренции, оказалась вполне достойной считаться знатным домом.

* * *

Великодушный жест Альдовранди оказался не столь уж бескорыстным. Присутствуя при моем допросе в таможне, он выяснил, что я скульптор и увлекаюсь литературой. А этому знатному и образованному вельможе был нужен молодой человек, который мог бы ублажать его в часы досуга. Недаром говорится: знать хлебом не корми, а дай покуражиться. Словом, синьор Альдовранди возымел желание обзавестись собственным шутом для дворцовых нужд. Не то чтоб это был фигляр в прямом смысле, а так, нечто вроде домашнего трубадура, услаждающего слух хозяев декламацией стихов, пусть даже против собственной воли. И его выбор пал на меня.

Одного не мог у понять, как могло приключиться, что я застрял здесь и не последовал дальше до Флоренции? Вряд ли смогу ответить вразумительно. Как правило, скоропалительные решения оказываются ошибочными. Что же касается меня, то это был не просто необдуманный шаг, а нечто другое, связанное с необходимостью найти работу, безденежьем, отчаянием, желанием укрыться от действительности и обрести покой.

Моему здешнему благодетелю доставляют величайшее удовольствие беседы со мной об искусстве. Занятным собеседником его не назовешь - в нем, скорее, говорит праздное любопытство. Он задает вопросы, чтоб вызвать меня на разговор, хотя в искусстве смыслит мало. Склонен пофилософствовать, но обо всем судит поверхностно. Любит Данте, считая его вечным скитальцем в поисках пристанища и хлеба насущного; завидует семейству Маласпина * из Луниджаны, приютившему в свое время поэта, и страшно сокрушается, что никто из его предков не сподобился великой чести принимать Данте у себя дома. О самом поэте говорит с таким чувством, что нередко его слова глубоко меня трогают.

* Семейство Маласпина - одно из аристократических итальянских семейств, приютившее в 1306 г. Данте во время его скитаний, о чем упоминается в "Божественной комедии" (Чистилище, VIII).

Альдовранди, хорошо осведомленный обо всем, что творится во Флоренции, то и дело советует мне повременить с отъездом.

* * *

Как же мне хочется во Флоренцию! В любую минуту готов отправиться в путь, даже в одиночестве, как бродячий пес. Но в моем городе льется кровь, бурлят политические страсти, и власть Медичи заметно пошатнулась. Многие их сторонники уже нашли убежище в Болонье.

Сколько горьких вестей приходится выслушивать о событиях во Флоренции! Какие невзгоды обрушились на этот город, который всегда был противником всякой тирании. Ревнительница свободы, Флоренция желает сохранить республиканское правление, гордясь узами кровного родства с Афинами. "Да здравствует свобода!" - кричит народ на площадях. "Долой тиранов!" многоголосным хором отвечает весь город.

Пока Пьеро Медичи добился лишь того, что снискал всеобщую ненависть. И чтобы избавиться от него, флорентийцы готовы приветствовать Карла VIII как освободителя. В свое время Данте тоже ратовал за приход германского императора *.

(В доверительных беседах с друзьями Лоренцо не раз высказывал сомнение относительно способности своего старшего сына, Пьеро, править Флоренцией. Видимо, не зря он назвал его самонадеянным юнцом.)

* Данте тоже ратовал за приход германского императора - имеется в виду Генрих VII, на которого поэт возлагал надежды как на миротворца и приветствовал его поход в Италию в 1311 г., посвятив ему три послания на латыни.

* * *

Мне все более сдается, что синьор Франческо Альдовранди держит меня при себе из-за моего "особого обхождения" и "странности характера", якобы присущей мне. Уж пусть бы я казался ему куда менее странным и оригинальным, лишь бы избавиться от невыносимой скуки при общении с ним. Никогда-то я не доверял всем этим внешним знакам внимания со стороны тех, кто тщится показать себя эдаким покровителем художников и поэтов. Меня бесит, что забавы ради эти господа позволяют себе заигрывать с нами. Теперь мне то и дело приходится мило улыбаться, дабы сделать приятное моему благодетелю. Но самое смехотворное, что синьору Франческо даже невдомек, каких усилий мне стоит выступать в роли обласканного. Что ни говори, он добр, великодушен и наделен всеми достоинствами, отличающими знатного вельможу. Но если бы он занялся каким-нибудь делом и несколько поотстал от меня, я не отказал бы ему и в уме.

Вижу, какая черная неблагодарность разлита в этих строках. А ведь мне следовало бы проникнуться признательностью к синьору Франческо. Как-никак, он спас меня от тюрьмы, заплатив выкуп за меня и двух моих друзей, приютил в своем доме и не далее как вчера замолвил обо мне словечко своим влиятельным знакомым, стараясь устроить мне заказ. Более того, признаюсь, что порою слушаю его не без интереса, особливо когда он заводит разговор о моем характере. Должно быть, он разбирается в людях, если способен отличить волевого человека от слабохарактерного. Меня он считает человеком со странностями и особенным, а вчера даже заметил, что я очень вспыльчив и излишне горяч. Посему мне надлежит быть сдержаннее, коль скоро я хочу преуспеть в обществе. Тон его бесед со мной "отеческий", а "советами" он одаривает только собственных "чад" (как раз на днях узнал от челяди, что одна из служанок забрюхатела от старшего отпрыска чадолюбивого наставника).