Михаил Геллер - Утопия у власти

Председатель ЦИК СССР М.И. Калинин говорит вновь назначенному послу в Москве ф. Шуленбургу: «Не следует придавать слишком большого значения выкрикам прессы. Народы Германии и Советского Союза связаны между собой многими различными линиями и во многом зависят один от другого».

Это впечатление Сталин старается создать и у Идена, он пытается запугать его перспективой советско-германского союза, чтобы отвратить Англию от попыток сговориться с Германией за счет Советского Союза. Например, он сообщает Идену, что переговоры с Германией о кредитах включают «такие продукты, о которых даже неловко открыто говорить: вооружение, химию и т. д.

Иден (с волнением): Как? Неужели германское правительство согласилось поставлять оружие для Вашей Красной армии?

Сталин: Да, согласилось, и мы, вероятно, в ближайшие дни подпишем договор о займе».

Игра идет по крупной. Если удастся внушить англичанам, что Гитлеру верить нельзя, то опасность англо-германского сговора против СССР будет устранена, и Гитлеру ничего не останется другого, как добиваться соглашения с СССР.

Спустя три с половиной месяца после визита Идена в Москву, в июле 1935 года Сталин приказывает своему доверенному лицу торгпреду в Берлине Давиду Канделаки начать переговоры об улучшении советско-германских политических отношений. В это время Канделаки возглавлял переговоры о советско-германских экономических отношениях с Хьялмаром Шахтом — президентом Рейхсбанка, тесно связанным с германскими финансовыми и промышленными кругами. А, по мнению Сталина, монополии суть хозяева Гитлера. Обращаясь к Шахту, он таким образом обращался как бы непосредственно к хозяину. Другим лицом, с которым вел переговоры Канделаки, был Герман Геринг. Его в Москве полагали как бы связующим звеном между германскими монополиями и правительством. Оба, Шахт и Геринг, могли бы оказать решающее воздействие на изменение курса германской политики.

Параллельно разговорам Канделаки с Шахтом и Герингом и как бы в ответ на заявление Шахта, что политические переговоры должны вестись через германский МИД, Тухачевский и Литвинов в Москве, посол Суриц и советник советского посольства в Берлине Бессонов подкрепляют «инициативу Канделаки» собственными настойчивыми призывами к улучшению отношений между Германией и СССР. 21 декабря 1935 года Бессонов прямо говорит в германском МИДе о желательности дополнить Берлинский договор 1926 года о нейтралитете «двусторонним пактом о ненападении между Германией и Советской Россией».

Тот факт, что в Москве происходил усиленный пересмотр отношения к германскому национал-социализму, находит подтверждение в книге известного публициста Е. Гнедина.

«Я вспоминаю, — пишет Гнедин, — как мы, дипломатические работники посольства в Берлине, были несколько озадачены, когда, проезжая через Берлин (кажется, в 1936 году), Элиава, заместитель наркома внешней торговли, в силу старых связей имевший доступ к Сталину, дал понять, что «наверху» оценивают гитлеризм «по-иному», — иначе, чем в прессе и чем работники посольства СССР в Берлине». [36] Е. Гнедин — сын Парвуса (Гельфанда), многолетний сотрудник иностранного отдела газеты « Известия», а затем Министерства иностранных дел СССР. В течение ряда лет и вплоть до ареста в июле 1939 года Е. Гнедин был заведующим отделом печати МИДа СССР.

Шахт предложил Канделаки обсудить проблему улучшения советско-германских отношений через дипломатические каналы. Шахт обещал также, со своей стороны, информировать германское министерство иностранных дел о советском запросе.

В течение 1935 и 1936 гг. Сталин продолжал рассчитывать на сговор с Гитлером, хотя иностранный отдел НКВД предупреждал, что «все попытки СССР умиротворить Гитлера провалились. Главным препятствием для достижения понимания с Москвой являлся сам Гитлер».

Получение крупного кредитного займа от Германии Сталин расценил как выражение намерения Германии прийти к соглашению с СССР. На заседании Политбюро Сталин возразил на сообщение НКВД следующим образом: «Как Гитлер может воевать против нас, если он предоставляет нам такие займы? Это невозможно. Деловые круги в Германии достаточно могущественны и именно они управляют».

Ни конфронтация в Испании, ни заключение германо-японского «антикоминтерновского» пакта в 1936 году не пошатнули уверенности Сталина в возможности соглашения с Германией.

В конце мая 1936 г. Канделаки и Фридрихсон (заместитель Канделаки) встретились с Герингом, который не только живо интересовался перспективами развития отношений с СССР, но и обещал прояснить ситуацию с Гитлером. В июле того же года советник советского посольства Бессонов в беседе с высокопоставленным чиновником германского министерства иностранных дел Хенке обсуждал конкретные обстоятельства заключения советско-германского пакта о ненападении.

Хенке объяснил, что по мнению германского правительства пакты о ненападении имеют смысл между государствами, имеющими общую границу. Между СССР и Германией таковой не существует. Это заявление имело кардинальное значение для будущего развития советско-нацистских отношений. В декабре 1936 и в феврале 1937 года Шахт снова встретился с Канделаки и Фридрихсоном. Он сообщает им, что торговые отношения могут развиваться успешно лишь при условии, если советское правительство откажется от коммунистической агитации за пределами России. Канделаки, согласно записи Шахта, выразил «симпатию и понимание». Канделаки по поручению Сталина и Молотова огласил их мнение, сформулированное в письменном виде. Оно заключалось в следующем: советское правительство никогда не препятствовало политическим переговорам с Германией. Его политика не направлена против немецких интересов, и оно готово вступить в переговоры относительно улучшения взаимных отношений.

Шахт предложил Канделаки, чтобы это сообщение было передано официально через советского посла в Берлине.

После подписания советско-германского экономического соглашения Сталин был убежден, что переговоры с Германией идут к благополучному завершению: «Очень скоро мы достигнем соглашения с Германией», — сказал он наркомвнуделу Ежову.

Руководителю советской шпионской сети в Западной Европе Кривицкому был дан приказ в декабре 1936 г. ослабить шпионскую работу в Германии.

Но 11 февраля 1937 г. министр иностранных дел Германии ф. Нейрат сообщил Шахту, что предложения советского правительства Гитлером отклонены. Причинами являются советско-французский договор с взаимной помощи и деятельность Комитерна. Но в то же время Нейрат разъяснил, что, если события будут развиваться в сторону установления в России абсолютного деспотизма, поддерживаемого военными, то в этом случае можно будет вновь обсудить германскую политику по отношению к СССР. [37] Фон Нейрат — Шахту. Берлин, 11 февраля 1937 г. Кривицкий утверждает в своих мемуарах, что в апреле 1937 г. Канделаки в сопровождении представителя ОГПУ в Германии возвратился в Москву и привез «проект соглашения с нацистским правительством. Он был принят Сталиным, который полагал, что он наконец-то достиг желанной цели». Однако это утверждение Кривицкого пока не подтверждается другими источниками и находится в противоречии с установленными фактами.