Наталья Матвеева - Археологические путешествия по Тюмени и ее окрестностям

Опустившаяся завеса из быстро намокшего брезента сделала шум дождя глуше. Иначе в наступившей темноте стали восприниматься и частые раскаты грома. Теперь они вполне могли показаться отзвуками разыгравшейся в поднебесье битвы, где на полном скаку сшибались быстроходные колесницы, а в мареве дыма и поднятой копытами разгоряченных коней пыли огнем сверкали бронзовые клинки.

Долото и кинжал эпохи бронзы (Андреевское озеро, дер. Мыс).

Несколько таких клинков уже подарил нам Чистолебяжский могильник, раскопки которого вел отряд. В небольшой березовой роще неподалеку от лагеря, среди душистого разнотравья, чудом уцелев от распашки, сохранилось более 75 курганов эпохи бронзы. Настоящий некрополь — город мертвых. Впервые увидев его несколько лет тому назад из кабины экспедиционного автомобиля, пробиравшегося пустынной лесной дорогой вдоль берега Тобола, я понял, что лучшего объекта для раскопок трудно и пожелать, тем более что о бронзовом веке предтаежного Притоболья было известно в те годы не так уж и много. И поэтому уже в который раз я приезжал сюда, уверенный в интересных находках и гостеприимстве старых знакомых — лесного озера и напоенного ароматом хвои соснового бора.

Однако сегодня стихия нарушила все планы. О возвращении на раскоп нечего было и думать. Ливень отрезал нам дорогу даже к собственным палаткам. Оставалось только пережидать его здесь, в огромном и темном шатре. И мысли сами собою вернулись к тому сюрпризу, который утром преподнес нам первый из исследованных в этом году курганов.

Если бы не отсутствие костей погребенного и не два перевернутых вверх дном сосуда, стоявших один под другим в самом центре небольшой ямы, ее вполне можно было принять за одну из детских могил, которых в некрополе насчитывалось немало. Да и обычными глиняными горшками они могли показаться только на первый взгляд. Вместо типичных для посуды этого могильника треугольников, меандров и других геометрических узоров, наносившихся на сырую глину ребром тонкой пластинки или заостренным резцом, оба они по всей боковой поверхности были украшены оттисками лопаточки, двигавшейся вокруг сосуда с ритмическим нажимом на еще не высохшее тесто. Племена алакульской культуры, которым принадлежал могильник, никогда таких сосудов не делали. Может быть, к исследованному кургану обнаруженная яма вообще не имела отношения и была выкопана на этом месте задолго до его сооружения? Нет, уж слишком хорошо вписывалась она в круг из восьми обнаруженных на подкурганной площадке захоронений с классической андроновской посудой. Из рук каких же гончаров бронзового века вышли эти странные сосуды и как в нарушение всех обычаев оказались в жертвеннике на кладбище иноплеменников?

Разглядывая их, уже очищенные от земли и заботливо обметенные мягкими кисточками, я неожиданно вспомнил, при каких обстоятельствах мне однажды уже довелось держать в руках подобную керамику.

В тот год экзамен по археологии у первокурсников исторического факультета университета пришелся на конец летней сессии, когда мой отряд был уже в поле. Из-за этого и пришлось возвратиться в город, хотя начатые раскопки шли своим чередом. Тюмень страдала от жары и пыли и адаптироваться к атмосфере душных кварталов за три дня так и не удалось. Поэтому, когда вырулившая из внутреннего дворика университетского корпуса машина с брезентовым тентом над кузовом взяла курс на лагерь, я испытал огромное облегчение. Стараясь сбросить усталость после экзамена, я с наслаждением откинулся на спинку кресла, подставив лицо ворвавшемуся в кабину встречному ветру. Заставляя громоздкий автомобиль вписываться в слишком крутые для него повороты, русоволосый и крепкий Слава Панов у каждого из перекрестков налегал на баранку всем телом. За несколько лет совместной работы мы прошли с ним не одну тысячу километров маршрутами экспедиций. Таежник и заядлый охотник, готовый месяцами не показываться в городе, возвращению в лагерь на берегу тихой речки он был рад не меньше, чем я. Задержавшись с выездом, мы понимали, что раньше, чем к вечеру, дорогу нам не осилить при всем желании. Но полученное накануне известие о том, что отряд Ковалевой вновь прибыл на Андреевское озеро, все же заставило нас решиться на небольшой крюк.

С Валентиной Трофимовной Ковалевой — доцентом Уральского университета, мы были знакомы не один год, хотя занимались изучением разных периодов. Раз и навсегда проникшись романтикой поиска в Зауралье следов человека каменного века, она длительное время посвятила исследованию памятников Андреевского озера, изучив его берега так, как будто не раз вместе с жителями неолитических стойбищ хаживала проложенными здесь охотничьими тропами. Как и любой археолог, она жила сразу в нескольких измерениях и о своих путешествиях в прошлое давно собиралась рассказать в книге, для которой даже придумала название. Но ее будущие строки так и не ложились на бумагу, оживая лишь в рассказах перед собравшимися у костра студентами.

Свернув с оживленного шоссе и миновав мелькнувший на фоне озера павильончик детской железной дороги, машина въехала под свод соснового бора, и уже через несколько минут среди вышедших из лагеря на шум мотора я узнал миловидную и улыбчивую женщину, протягивавшую мне руку.

В последние годы за работами Ковалевой пристально следили многие ученые. Все началось с Ташково 2 — поселения у одноименного села на Исети в Курганской области, которое она, не считаясь со временем, решила раскопать целиком. Работы продолжались шесть лет. И не только не разочаровали исследователя, но и позволили ей по-новому взглянуть на давно известные археологические коллекции, происходящие с юга Тюменской области, в том числе и с Андреевского озера. Стало ясно, что на этой территории открыта новая археологическая культура бронзового века, которой Ковалева — по праву первооткрывателя — дала название ташковской. Не раз удивляло специалистов и само Ташково 2. Несмотря на сравнительно небольшие размеры — не более тысячи квадратных метров, оно было спланировано настолько необычно, что ни на Урале, ни в Западной Сибири аналогов ему найти не удавалось. Небольшие и малоуглубленные в землю деревянные дома размещались по кругу, входами к центру, а задние стены жилищ, соединенные бревенчатыми заборами, превращали поселение в своеобразную деревянную крепость. Недалеко от центра огороженной таким образом площадки располагались остатки еще одного дома, ничем не выделявшегося среди остальных, но стоявшего обособленно. Детально реконструировать облик поселка позволило обстоятельство по сути своей трагическое: погиб он от пожара, поэтому в основании стен многих полуземлянок сохранились остатки обугленных сосновых бревен. В спешке покинув охваченный огнем поселок, его обитатели успели захватить с собой, по-видимому, лишь самое необходимое. Только глиняных сосудов на Ташково 2 найдено более 250 — в среднем по 20 на каждое жилище. Многие из них стояли там же, где и в момент трагедии, разыгравшейся почти четыре тысячи лет тому назад.