Г Кубанский - Команда осталась на судне

Самохин увидел влажное от пота лицо Фарахова, каменно-неподвижную спину Фетисовой, застывшего с восторженно приоткрытым ртом Андрея Егорыча и провел ладонью по лбу. Неужели все кончилось?.. Кончилось!

Первой опомнилась Фетисова.

- Напрасно я погнала ребят в горы. - Она глубоко и облегченно вздохнула.

- Не напрасно. - Самохин посмотрел на Кекур, освещенный первыми лучами далекого еще солнца Петушиный Гребень. - Люди еще не вернулись.

За плечами у него нарастал радостный гомон. И с новой силой вспыхнула тревога за дочь, за тех, с кем она делит опасности этой страшной ночи.

Такого спуска не помнили ни Буркова, ни Люся, ни даже Шихов. Но труднее всех пришлось Крестовникову. Лежать в колышущейся горной лодочке и бессильно вслушиваться в тяжелое дыхание тех, кто, выбиваясь из сил, тащит его!.. Иногда Клава оборачивалась. В луч фары попадали туго натянутые серебристые лямки, чье-то неузнаваемо изменившееся, белое, словно отлитое из гипса, лицо, лыжника или лыжницы - не разберешь. А потом снова тьма, шумное дыхание усталых людей да шорох снега под днищем.

Вела группу Клава. Укрепленная на ее лбу фара освещала лишь клочок лыжни да иногда вырывала из темноты камень. Зато дальше мрак становился настолько непроглядным, плотным, что казалось, сделай еще несколько шагов и до него можно будет дотронуться рукой.

Саня с трудом тянулся за группой. Не раз товарищи останавливались, помогали ему выбраться из сугроба... Часть склона, где лавина сорвала основную массу снежного покрова, он прошел без особых усилий. Но, уже спускаясь во вмятину, остановившую распространение лавины, Саня провалился по пояс в сугроб. Еще шаг, другой - и он увяз по грудь. Кто-то заметил барахтающегося в снегу парня и выручил, бросил ему веревку.

Наклон усилился. Все чаще лыжи проскальзывали. Приходилось притормаживать. Особенно доставалось тем, кто шел в лямках. Лодочку уже не столько тянули, сколько придерживали на скате.

- Ребята! - Буркова подождала, пока подтянулись отставшие. - Надо бы поставить на лыжи Саню. Хоть на время.

Вася молча нагнулся и стал отстегивать крепления.

- Нет, нет! - остановила его Буркова. - С твоим весом по такому снегу недалеко уйдешь.

- Бери лыжи. - Люся успела отстегнуть крепления и сошла с лыж в сугроб. - Я меньше всех устала.

- Правильно, - поддержала ее Буркова. Она видела в поступке Люси лишь справедливое и разумное решение. - Устанешь, не пижонь, скажи.

Люся шла тяжело. Под толстым слоем рыхлого метелевого снега был слежавшийся хрупкий наст. Он не выдерживал тяжести ноги, проваливался. Желая отвлечь себя от растущего ощущения усталости, Люся стала считать шаги. Сбилась. Снова начала считать, стараясь не смотреть на редкие огоньки поселка. Они по-прежнему оставались далекими, недоступными.

Такой усталости Люся в жизни не испытывала. Несколько раз она уже была готова признаться в ней, остановить Буркову и не могла. Остальные устали не меньше. У кого можно попросить лыжи? Ребята, часто меняясь в лямках, тащили лодочку с Крестовниковым. Клава ведет группу.

- Надо отдохнуть, - не выдержала Люся.

- Пора, - согласилась Клава.

Люся тяжело опустилась на уложенные по борту лодочки щупы. Взглянула на часы и недоверчиво поднесла их к уху. Идут! Неужели группа движется всего пятьдесят минут? Сколько же они прошли? Километра два? Или двести метров?

На ее холодное запястье легла теплая мужская ладонь.

- Устали? - спросил Крестовников.

- Не больше, чем остальные, - качнула головой Люся. - Я не слабее других.

- Не слабее, - мягко согласился Крестовников. - Знаю. Зато куда упрямее. Еще по лагерю помню. А как вы требовали, чтоб я взял вас в разведку.

- Знали б вы, как я чувствовала себя все эти дни в поселке! - Люся помолчала, подбирая нужные слова. - Как человек, сидящий сложа руки в горящем доме.

Из темноты прозвучал голос Бурковой:

- Подъем, ребята.

От одной мысли, что надо встать, усталость с новой силой сковала тело. Но Вася и Шихов уже взялись за лямки лодочки. Поднялись и остальные.

- Люся! - позвала Буркова. - Становись на мои лыжи.

- А кто поведет? - спросил Шихов.

- Люся и поведет. - Клава передала Люсе фару. - Лыжня хорошая, четкая.

На лыжах Люся ожила. После изнуряющего пешего передвижения по сугробам у нее как бы появилось второе дыхание. Буркова отстала, затерялась в темноте. Люся остановилась, подождала старшую.

- Я отдохнула... - начала было Люся.

- Следи за лыжней, - строго сказала Клава. - Не отвлекайся.

Над иззубренным хребтом повисло подрумяненное с востока облачко. В светлеющем глубоком небе тонули мелкие звезды. Зато склон впереди стал еще темнее. Лыжи стремились выскользнуть из-под ног, держали все тело в постоянном напряжении. Приходилось почти непрерывно притормаживать.

За спиной послышался сдавленный возглас. Саня скользнул вниз, но успел вовремя свалиться на бок, под рванувшуюся по откосу лодочку.

- Привал! - крикнула Люся и отыскала взглядом Клаву. - Бери лыжи. Дальше я пойду пешком.

- Я сама скажу, когда мне понадобятся лыжи. - Клава легла навзничь, широко раскинув руки, расслабила все тело.

Люся тоже легла на спину. Она смотрела на голубеющее над хребтом прозрачное небо. Сколько же времени длится их спуск?..

Буркова не спешила с выходом. Крутизна склона все увеличивалась. Спускаться усталым людям, да еще и с нагруженной лодочкой, было опасно. И Клава зябко ворочалась, глубже засовывала руки в рукава, но команды "подъем" не подавала.

Первые лучи солнца достали гребень горы, вызолотили снежного медведя, оставшегося без одной лапы, окрасили в багрянец выщербленный камень. Предрассветный сумрак отступал медленно, прятался под скалами, неохотно уползал в расселины, таял в снежных складках. Но утро, золотистое, яркое, постепенно спускалось с гребня. Все в природе прихорашивалось в ожидании солнца, заблистали снежные карнизы наверху и гребни заструг на склоне, даже камни жадно ловили мшистыми вершинами первый розовый свет.

- Пошли, ребята! - Буркова отряхнула налипший на лыжный костюм снег.

Продрогшие, они поднимались медленно. Люся видела понурые фигуры, усталые лица, серые, обветренные губы в розовых трещинах. Она потерла ознобленные, негнущиеся руки, с трудом разгибая ноющие ноги, встала.

- Дальше мы пойдем несколько иначе. - Буркова обернулась к Люсе: - Дай лыжи.

Люся молча отстегнула крепления и сошла в снег.

- Мы пойдем так, - сказала Клава, - Люсю посадим на корму лодочки.

- Почему именно меня? - вырвалось у Люси.

- Ты легче, чем я или Сима. Спуск становится все круче. Придется больше тормозить лодочку, чем тянуть. Вот ты и займешься этим. Скользнула лодочка - опускай ноги в снег, тормози. Мало будет - соскочи, придержи ее руками.