Николай Скрицкий - Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом. Русские адмиралы — кавалеры ордена Святого Георгия I и II степеней

Осматривая войска в Крыму, Суворов заезжал в Керчь и разговаривал с Крузом, который сообщил ему план действий на случай появления превосходящего турецкого флота. Первой следовало встретить турок Павловской батарее, затем стоящим на фарватере с восточной стороны южной Таманской косы на шпринге семи фрегатам и двум кораблям, у первого перешейка той же косы — шхуне и 3 полякам, у второго — 3 ботам. При малочисленности турецких сил Круз не собирался допустить их в пролив. В тот же день Круз сообщил Клокачеву, что при первом благоприятном ветре отправится в крейсерство с 4 фрегатами, 2 поляками, шхуной и ботом, оставив остальные в распоряжении Муромцова. 10 июня эскадра благополучно прибыла к мысу Такла. 11 июня Круз докладывал A. B. Суворову, что в пути встретил только крейсирующий фрегат «Пятый» и при устье реки Кубани шхуну «Измаил», оставленные на своих постах.

Тем временем обострилось положение в Ахтиарской бухте. 7 июля турки, высадившиеся на берег, убили русского казака. Суворов дважды требовал от Гаджи Мегмет-аги выдать убийц. Рассчитывая на помощь флотилии, он еще 13 июня писал Крузу:

«7 турецких судов, в Ново-ахтьярскую гавань прибывших суть провиантские; сию гавань хочется нам с обеих сторон укрепить; не знаю как удастся, а намерение к тому приступить завтра; не благоволите ли ваше крейсерство продолжить к стороне Балаклавы или и Козлова».

Имея инструкцию избегать боевых действий, Суворов рассчитывал, что появление эскадры заставит турок покинуть бухту. Сам он нашел оригинальное решение. 15 июня на берегах бухты развернулись по три батальона пехоты с артиллерией и конницей, которые начали сооружать батареи и укрепления. Гаджи Мегмет-ага осведомился о причинах такой активности, а 17 июня, чтобы не оказаться в ловушке, турецкие суда на буксире вышли из бухты и встали в трех верстах от берега; 18 июня два судна отправились в Константинополь, а семь больших и пять малых оставались на якоре.

А. И. Круз, получив письмо A. B. Суворова, собрал 19 июня консилиум (военный совет) с командирами трех фрегатов и поляки, составлявших его эскадру. Совет рассмотрел обращение Суворова и постановил оставить на важном посту у пролива Муромцова, а с надежными судами идти к Балаклаве и ожидать указаний генерал-поручика. 19 июня Круз сообщил Клокачеву, что с четырьмя фрегатами и двумя поляками отправляется к Балаклаве, оставив Муромцова охранять пролив; Суворову он писал, что выйдет в море и будет ждать у Балаклавы распоряжений, но опасается за судьбу пролива в случае появления турецкой эскадры.

Уже на следующий день его опасения, казалось бы, оправдались. Ночью прибыло письмо Суворова о выходе турецких судов из Ахтиарской бухты. Но одновременно поступил секретный рапорт Муромцова о появлении турецкой эскадры в Суджук-Кале. Круз вновь собрал совет, который решил отказаться от похода к Балаклаве, а к устью Кубани направить Михнева с фрегатом «Седьмой» и ботом «Карабут» в поддержку шхуны «Измаил» и с целью задержать казаков-некрасовцев, которые собирались бежать в Анатолию.

Клокачев в ордере Крузу от 20 июня подтвердил, что защита пролива — важнейшая задача. Получив рапорт Круза, контр-адмирал одобрил в ордере от 28 июня решения двух консилиумов, но посчитал второе, основанное только на огненном сигнале (впоследствии не подтвердившемся), слишком осторожным; Клокачев рекомендовал, оставив часть эскадры в проливе и сменив на посту у Кубани корабль «Модон», с 4 фрегатами, шхуной и полякой исполнить приказ Суворова. 2 июля Круз, еще не получив последний ордер, рапортовал о намерении оборонять берег пролива; сам он с фрегатами «Второй», «Пятый», кораблем «Модон», шхуной и полякой располагался у мыса Такла, фрегат «Шестой» крейсировал перед проливом, а Михнев с фрегатом, шхуной и ботом оставался при устье Кубани.

Тем временем разрешился вопрос с турецкой эскадрой у Ахтиарской бухты. Гаджи Мегмет-ага послал Суворову запрос, являются ли его действия свидетельством разрыва русско-турецких отношений. Суворов отвечал, что Россия стремится к миру, но предостерег от попытки высадиться на берег. Своим войскам он приказал не допускать турок брать воду на берегу. Генерал-поручик все еще рассчитывал на появление Круза, чтобы побудить турок удалиться, и потому сообщил письмом о их выходе в море. 22 июня он писал Крузу о желательности демонстрации флота. 25 июня турки все же запаслись водой, но при их высадке на берег в одной из шлюпок был замечен фальконет, что послужило предлогом для запрещения 26 июня последующих высадок; в устье реки Бельбек встала рота с пушкой. Экипажи турецких судов страдали от голода и жажды. С судов дезертировало 292 янычара; остававшиеся на судах четыре сотни военных были больны и роптали, требуя вести их в бой либо эвакуировать. Гаджи Мегмет-ага писал в Синоп капудан-паше Гассану, что ему не позволяют брать воду, и просил разрешения удалиться от Ахтиарской бухты. Гассан-паша в свою очередь предлагал потерпеть несколько дней, пока он прибудет с кораблями и войском. Наконец, 2 июля турецкие суда пошли в сторону Балаклавы и 3 июля направились на юг, к Синопу, о чем Суворов сообщил в ордере от 6 июля Крузу.

Однако угроза не уменьшилась, а возросла. 4 июля турецкое судно доставило в Кафу послания русскому сухопутному и морскому командованию. В письме Суворову Гаджи Мегмет-ага возмущался, что ему не дали запастись водой, и грозил, взяв воду в Очакове, вернуться. В письме командующего турецким флотом Гази Гассана-паши содержалось запрещение российским кораблям плавать по Черному морю под угрозой уничтожения. Ультиматум был поддержан силой флота, который капудан-паша ввел на Черное море.

П. А. Румянцев, пользуясь сведениями из Константинополя, писал в ордере A. B. Суворову от 6 июля, что турецкий флот должен идти в Синоп для соединения с Гаджи Али-пашой и далее в Крым, чтобы там или на Очаковском рубеже провести конгресс; фельдмаршал полагал, что турки сначала направятся к Тамани для возмущения кубанцев и черкесов, чтобы затем высадить десанты у Кафы и Судака, возбудить мятеж и отвлечь войска от занимаемых ими пунктов. Он призывал к бдительности и надеялся, что флотилия способна противопоставить турецкому количеству искусство и не допустит оскорбления русского флага. В случае получения послания капудан-паши или другого турецкого начальника опытный дипломат рекомендовал Суворову избегать вступления в переговоры, не допускать турок к берегу под предлогом защиты от эпидемии. Румянцев писал: «…а о кораблях наших укажите, что они плавают в море омывающем часть границ наших и дружеской ни от кого не зависимой области татарской». Эти рекомендации легли в основу взаимоотношений с турками.