Мануэль Саркисянц - Английские корни немецкого фашизма

Даже якобы научная антропология в 1900-х годах определяла англосакса как прирожденного «господина по натуре» с «врожденным чувством превосходства» [1670]. В «социал-дарвинистском» духе эта антропология поощряла прежде всего волю среднего класса — уже выказавшего свои пробивные способности — к подъему. В Германии же потенциальные сторонники социал-дарвинизма принадлежали к менее обеспеченным слоям среднего класса — группе, по большей части подверженной антисемитизму [1671].

«Нормы, принятые в области человеческих взаимоотношений, могли по крайней мере частично не браться в расчет — в отношениях с чужими и неравноценными культурами» [1672]. Причины очевидны. Автор книги «Британское лидерство и паблик-скул» так объяснял сложившуюся ситуацию: само понятие лидерства в этих учебных заведениях для элиты элитной нации выявляло его иррациональность: право руководить являлось лишь результатом социального положения лидеров. «Английский джентльмен присваивал себе... право командовать... исходя из инстинктивных побуждений [а не из интеллектуальных способностей]. Именно инстинкт формировал те особые, специфические манеры, вызывавшие такое почтение у низов». Писатели, не учившиеся в паблик-скул, писали об этих школах с нежностью, а юноши из рабочих кварталов могли только мечтать о них, заключал автор книги «Империализм и культура масс». «Приоритет инстинктивного обуславливал... зависимость понятия «лидерства» в паблик-скул от иррациональной идеологической обработки». Выпускники паблик-скул определяли образ Англии — и даже ее представление о себе, имевшее в историческом плане решающее значение.

В строптивых туземцах незачем видеть людей: их следует истреблять как врагов Господа, по примеру героев Ветхого Завета, — такой вывод делал англиканский богослов, профессор истории и популярный британский писатель Чарлз Кингсли. Богословы, с порога отметавшие идею происхождения человека от обезьяны, аплодировали (по выражению одного либерального критика британской империи) претензиям на «право тигра», утверждавшее, что сила означает право [1673]. Однако «право», добытое силой, еще нуждалось в освящении волей Всевышнего, «провидения». И поэтому в 1937 г. Ханс Франк оповещал Третий рейх: «Христос... сегодня был бы немцем»; немцы — истинные «орудия Бога для уничтожения зла»; «мы сражаемся во имя Бога с евреями и большевизмом. Бог хранит нас» [1674]. Идея выживания сильнейшего почти полностью отвечала германскому «праву» англосаксов, «привычных к командной власти» [1675]— привычных, так сказать, завоевывать землю молотом. И даже если бы они не происходили из «рода бога-молотобойца», они бы все равно стремились унаследовать «его всемирное царство». В свою очередь, «Гитлер, скорее всего, был рад считать свой политический цинизм разновидностью британского цинизма». Именно поэтому (как отмечал Штробль) критика Британии «за попытки следовать ее примеру» не имела ни малейшего воздействия на нацистов. И Гитлер был убежден, что он следует ему.

Во всяком случае, Адольф Гитлер не оставил подобные притязания без признания: «англичане — тоже чисто германский народ», — аттестовал он их в одном монологе в ставке. (До войны даже члены СС публично восхищались «чистой нордической кровью» англичан.) [1676]

Более раннее заявление Гитлера в речи, разнесшейся по всему миру на коротких волнах: «Пусть нас и не любят, зато боятся и уважают», — было встречено бурными аплодисментами. Но ведь такая прикладная этика явно была им выведена не из личного опыта жизни в Вене и Мюнхене. Она брала свое начало в гораздо более удаленных местах. Это была «характерная, непреодолимая и надменная отстраненность английских колониальных чиновников, за которую их ненавидели», и о которой напоминает Ханна Арендт 1124a. Представление всех англичан о себе как о нации аристократов (выросшее из феодального самосознания времен норманнского завоевания) поднимало их в собственных глазах высоко над другими народами, а идея «расы господ», которую кальвинизация сделала «холодней» и «тверже», наложила отпечаток на отношение «имперской расы» к чужим народам.

В Германии заявление Рёскина о будущем, которое ожидает Англию, восприняли как напоминание о том, что британская раса является первой среди сильных, а, значит, предназначена править всем миром. Такие настроения царили и после окончания первой мировой войны, несмотря на упадок империи. Во времена подъема фашизма «национальное самосознание [британцев] продолжало связываться с расовым превосходством» — и не только в отношении чернокожих Британской империи. «В то время, как [британская] империя умирала, [английский] расизм процветал». «Превосходство, достигаемое без каких-либо усилий, стало неотъемлемой чертой английского характера», отмечал Фрейер. «Все, что относилось... к британскому расовому владычеству... подразумевало... и консервативное почтительное отношение [к вышестоящим]», — напоминал автор книги «Англия навсегда. Мужественность и Империя». Ведь от превосходства англосаксов зависела и «возможность свободы», на практике означавшая свободу подчиняться и приспосабливаться [1677].

А поскольку Гитлер планировал сделать Россию своей колонией и пытался практиковать колониальную эксплуатацию, британский пример никогда не выходил у него из головы. «Как ни неприятна нам эта мысль... нет никакого сомнения в том, что нацистские лидеры чувствовали прямую связь между Третьим рейхом и британской империей и стремились найти в ее примере законные оправдания для собственной колониальной экспансии», — к такому выводу приходят авторы книги, изданной в 2000 г. в Англии (Cambridge University Press).

Элита нации внутри нации элит четко усвоила рефлексы командования и повиновения. Готовность масс строго соблюдать иерархию внутри британского общества, «примириться с положением эксплуатируемых» удивляла даже англичанина, автора книги «Магия Просперо» [1678].

Доктор Геббельс считал, что эта нация элит есть результат образцовой «селекции для политики» — успешно проведенной благодаря социальным условиям, которые были для нее естественными и не подлежали обсуждению. Вожди в Англии никогда бы не столкнулись с внутренним политическим сопротивлением, весь народ инстинктивно был солидарен с ними. «Сила и величие Англии — путеводные звезды для... политического инстинкта». И в 1930 г. Геббельс хотел видеть Германию такой, как британская нация элит [1679].

Классовую элиту Англии воспитывали как лидеров, воспитание основывалось «на принципе фюрерства, который гарантированно обеспечивал им здоровое презрение к демократии». Это был класс прирожденных властителей, предназначенных для этого судьбой. Даже в 1940 г. это «в целом признавала остальная часть нации», — писал автор «Barbarians and Philistines» Т. Уорсли во время кризиса 1940 г. Английские паблик-скул стали образцом для гитлеровских «наполас», рассчитанных на селекцию фюреров, образцом для подготовки элиты нации с типичным для них «прославлением спорта, стоящего выше культуры, варварской мужественности, значащей больше, чем... достижения цивилизации» [1680]. Для них «самый тяжелый грех... — выделяться» (ибо свобода — привилегия тех, кто подчиняется добровольно). Идеолог нацизма Альфред Розенберг напоминал, что и нация, и государство нуждаются в типах, в разведении типов, так что тут «неуместно даже говорить о личностях». Ханс Тост, английский корреспондент «Vo1kischer Beobachter», отмечал аналогичную ситуацию в паблик-скул: «Они не замечают, что их воспитание... в принципе приучило их думать намного более одинаково, чем... прусских кадетов... Если они — индивидуалисты, то выпускаемые серийно, как наши "Фольксвагены"» [1681]. «Травля [непохожих,] эксцентричных и слабых в сущности была для них отдыхом. Солидарность с коллективом была важнее, чем совесть и... честь. И таким образом они приучились смело лгать и никогда не выдавать никого из членов группы». И все это несмотря на то, что директора паблик-скул были капелланами: непосвященный, мирянин (до 1890-х годов) не мог занять эту должность [1682].