Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима

Поллукс в своем „Ономастиконе“ упоминает различные типы театральных масок, подразделявшиеся на маски трагедии, комедии, сатировой драмы и общие, и дает краткие описания 76 типов. Различались маски мужские и женские, маски послов и маски педагогов, маски богов и маски героев, иных мифологических персонажей, узнаваемых по каким-то характерным для них признакам. Так, была маска ослепшего Эдипа, а маска злосчастного охотника Актеона, превращенного Артемидой в оленя, имела рога. Некоторые маски персонифицировали даже различные понятия: город, войну, пьянство и т. п. Создание таких масок требовало, конечно, особой договоренности между изготовителем масок и автором драматического произведения.

Вот некоторые типы масок, перечисленные и описанные Поллуксом. Мужчина „белый“, т. е. седой: седые волосы и короткая борода, белое лицо, насупленные брови, общий вид шестидесятилетнего старика — эту маску мог носить жрец в „Царе Эдипе“ Софокла или Кадм в „Вакханках“ Еврипида. Молодой красивый блондин с золотыми локонами, лет 25–30 — это мог быть Адмет в „Алкестиде“ Еврипида, или Ясон в его же „Медее“, или Ахилл в „Ифигении в Авлиде“. Свободнорожденная женщина преклонных лет, с седыми волосами, спадающими на плечи и обрезанными в знак скорби, — такую маску носил исполнитель роли Гекубы в „Троянках“ Еврипида. Разнообразны были и маски сатиров: сатир седой, сатир рыжебородый, сатир безбородый. Маски древнеаттической комедии нередко изображают фантастические, вымышленные существа. Зато в масках новой комедии отражалось все многообразие человеческих типов, характеров. Например, „добрый и великодушный отец“ — волосы коротко острижены, лицо улыбающееся, глаза немного потуплены, рядом с ним „отец непреклонный и скупой“ — худые, запавшие щеки, рыжие волосы.

Античные зрители привыкли к типическим персонажам и легко угадывали по условной маске характер, возраст, положение и профессию действующего лица. В дальнейшем, однако, не только гротескный костюм старого комического актера, но и одеяние трагика начало отталкивать зрителей, воспитанных уже в иных понятиях красоты и правды искусства. Недаром во II в. н. э. Лукиан противопоставляет условному облику трагического актера обычный, естественный вид танцора: „Итак, обратимся к трагедии и по внешности ее исполнителей постараемся понять, что она собой представляет. Какое отвратительное и жуткое зрелище — человек, вытянутый в длину, взобравшийся на высокие каблуки, напяливший на себя личину, что подымается выше головы, с огромным раскрытым ртом, будто он собирается проглотить зрителей. Я уже не говорю о нагрудниках и набрюшниках, тех накладках, которыми актер придает себе искусственную полноту, чтобы худоба тела не слишком выдавала несоразмерность его роста. Затем актер начинает кричать из-под этой оболочки, то напрягая, то надламывая голос, а порою даже распевая свои ямбы. Но всего позорней, что, разливаясь в песне о страданиях героя, актер несет ответственность всего лишь за свой голос, так как об остальном без него позаботились поэты, жившие давным-давно“ ( Лукиан. О пляске, 27).

План афинской агоры (период эллинизма)

Долгое время в Греции не было профессиональных, специально обученных актеров. На сцене театра выступали, как мы помним, и сами драматические поэты, и хорошие ораторы. В дальнейшем, когда появились актеры, приобретавшие известность только своим искусством на подмостках, греки высоко их ценили, а государство предоставляло им некоторые привилегии. Так, они были освобождены от воинской службы и уплаты налогов; тех же, кто обладал особым даром красноречия и безукоризненной дикцией, могли даже направлять в составе посольств в чужие края.

В эллинистической Греции театральные представления утратили свой первоначальный религиозно-обрядовый характер и связь с культовыми празднествами, превратились в одну из форм массовых зрелищ, развлечений, популярных в широких слоях народа. Представления устраивали по самым разным поводам во всех крупных городах тогдашнего эллинистического мира. Одаренных актеров-любителей уже не хватало, и возникла необходимость создавать труппы профессиональных актеров, которые бы играли переезжая из города в город. Появились и первые профессиональные объединения людей театра, куда входили не только актеры, драматические поэты, хористы, музыканты, танцоры, но и некоторые жрецы и должностные лица, ведавшие устройством массовых зрелищ.

Многое об этих зрелищах мы узнаем из египетских документов, написанных на папирусе. Они свидетельствуют, что в программу публичных развлечений по случаю каких-либо государственных, династических торжеств, религиозных праздников обязательно включали выступления танцовщиц и танцоров, акробатов, всегда сопровождавшиеся музыкой. Некоторые папирусы содержат контракты, которые театральные предприниматели или местные власти заключали с труппами танцоров или актеров, а точнее, с их импрессарио. В одном из таких контрактов староста деревни договаривается об организации выступлений танцовщицы Таис перед жителями деревни в течение десяти дней; за это она будет получать по 36 драхм ежедневно и вдобавок, в качестве гонорара, немалое количество пшеницы и печеного хлеба; приглашающая сторона берет на себя и все заботы о поездке танцовщицы туда и обратно: для этого ей будут выделены три осла.

Контракт этот был составлен в 237 г. н. э. в Файюме в Египте, но подобных документов появлялось много повсюду и до середины III в. н. э., и после. Другой папирус сохранил текст письма некоего Сатира, сына Сатира, к импрессарио флейтисток Коему: автор просит направить к нему в деревню для представлений трех гимнасток и четырех флейтисток. Срок контракта — шесть дней, и за каждый день их импрессарио получит по 40 драхм серебром. Сатир, сын Сатира, обещает также вернуть в целости и сохранности все, что будет взято для выступлений гимнасток и флейтисток, и обеспечить транспорт — дать четырех ослов на дорогу туда и обратно.

Что же касается театра, то, как показывают папирусы, серьезную драму во многом потеснили выступления мимических актеров и чтецов. Так, в III в. н. э. власти города Эвергета в Египте приглашают к себе на гастроли одного мимического актера и одного декламатора, читавшего со сцены поэмы Гомера. Условия контракта, приуроченного к празднику бога Крона, обычные: речь шла, видимо, об общеизвестной тогда практике выездных представлений, так что и продолжительность гастролей, и оплата регулировались уже утвердившейся традицией.