Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима

Император Нерон, который, как известно, сам страстно увлекался публичными выступлениями и обожал сцену, стремился привлечь к участию в зрелищах молодежь даже из самых знатных родов. «Рассчитывая снять с себя долю позора, если запятнает им многих, — пишет с негодованием Тацит, — он завлек на подмостки впавших в нужду и по этой причине продавшихся ему потомков знаменитых родов; они умерли в назначенный судьбой срок, но из уважения к их прославленным предкам я не стану называть их имена. (…) Он заставил выступать на арене именитейших римских всадников, склонив их к этому своими щедротами; впрочем, плата, полученная от того, кто может приказывать, есть не что иное, как принуждение.

Все еще не решаясь бесчестить себя на подмостках общедоступного театра, Нерон учредил игры, получившие название Ювеналий, и очень многие изъявили желание стать их участниками. Ни знатность, ни возраст, ни прежние высокие должности не препятствовали им подвизаться в ремесле греческого или римского лицедея, вплоть до постыдных для мужчин телодвижений и таких же песен. Упражнялись в непристойностях и женщины из почтенных семейств» ( Тацит. Анналы, XIV, 14–15).

Театр в Ком эль-Дикка в Александрии

Речь не шла, разумеется, о создании какой-то новой формы театра, но лишь о причудах необузданного в своих страстях императора, которые сотрясали и раздражали римское общество. Впрочем, тот же Нерон, столь преданный искусству, столь щедрый и внимательный ко многим мастерам сцены, поспешил, как уверяли, избавиться от актера Париса, убив его как опасного соперника на подмостках ( Светоний. Нерон, 54).

Но поистине черные дни настали для актеров при Домициане, который вообще не любил публичных зрелищ и разрешал организовывать выступления актеров только в частных домах. Что актеров содержали в домах, в сельских поместьях, подтверждает письмо Плиния Младшего Гемину Розиану. Сообщая приятелю о кончине некоей престарелой Уммидии Квадратиллы, он описывает и ее пристрастия: пожилая матрона очень любила играть в камешки и увлекалась игрой актеров: «У нее были пантомимы, и она опекала их больше, чем это приличествует знатной женщине». Отдыхая, она наслаждалась пантомимическими сценками, но старательно ограждала от них внука, заботясь о его нравственности и добром имени. По всей видимости, она отдавала своих актеров для участия в соревнованиях пантомимов на подмостках общественных театров. Плиний пишет: «На последних жреческих играх во время представления были выведены пантомимы. Когда мы вместе с Квадратом выходили из театра, он сказал: „Знаешь, я сегодня в первый раз увидел, как танцует вольноотпущенник моей бабушки“. Так сказал внук. Но…совсем чужие люди, чтобы оказать честь Квадратилле (мне стыдно, что я сказал — честь), с льстивой угодливостью бежали в театр, неистовствовали, хлопали, удивлялись и потом повторяли перед госпожой отдельные жесты и песни…» (Письма Плиния Младшего, VII, 24). В завещании старая матрона отказала некоторую сумму денег и своим любимым пантомимам, к которым она пристрастилась, вероятно, как раз после введенного Домицианом запрета на публичные выступления актеров, в особенности актеров пантомимы.

Когда в Риме укрепилось общественное положение вольноотпущенников, повысилось и значение актеров, многие из которых были вольноотпущенниками. При императоре Вителлин его любимцы из числа актеров необычайно возвысились и даже оказывали влияние на государственные дела. Благосклонно относились к представителям сценического искусства также Отон, Траян, Адриан, Каракалла. Заслуживает внимания шаг, предпринятый в III в. н. э. императором Александром Севером: он обеспечил старость заслуженных актеров, назначив им постоянное содержание за счет государственной казны. Такое решение императора было поистине беспрецедентным в тысячелетней истории Римской державы.

Гораздо чаще случалось, что правитель назначал актеру единовременную премию — награду за выступления. Так, обычно скупой и корыстолюбивый Веспасиан запомнился римлянам и своими щедротами, которыми он осыпал поэтов, художников и артистов. «Трагическому актеру Апелларию он дал в награду четыреста тысяч сестерциев, кифаредам Терпну и Диодору — по двести тысяч, другим — по сотне тысяч, самое меньшее — по сорок тысяч, не говоря о множестве золотых венков» ( Светоний. Божественный Веспасиан, 19). Напротив, об императоре Гальбе, также славившемся своей скупостью, из уст в уста переходил слух, будто флейтисту Кану, восторгаясь его игрой, он подарил… пять денариев, вынув их собственной рукой из своей шкатулки ( Светоний. Гальба, 12).

Уделим еще немного внимания авторам и актерам мимов, появившимся в Риме в конце III в. до н. э. Мим пришел в Рим не прямо из Греции, а скорее из греческих городов на юге Италии, где в Таренте жил и писал свои гиляротрагедии поэт Ринтон. На римской сцене мим сохранялся столько, сколько просуществовало само Римское государство. В придании миму литературной формы особые заслуги принадлежат уже упоминавшимся мимографам I в. до н. э. Дециму Лаберию и его сопернику Публилию Сиру. Основой мима были сценки из реальной жизни, поэтому там были нередки и прозрачные политические аллюзии или по крайней мере острые намеки на те или иные обстоятельства, касавшиеся известных в городе людей. Особенно славился язвительными насмешками Лаберий — с ним приходилось считаться, и его даже побаивались. Был, скажем, среди приятелей Цицерона честолюбивый юрист Гай Требаций Теста, который добровольно поступил на военную службу, долго пробыл с Цезарем в Галлии, рассчитывая сделать хорошую карьеру, но, как говорили, в решающий момент не принял участия в походе в Британию. Это уже начинало забавлять досужее светское общество в Риме, так что Цицерон не без улыбки уговаривает в одном из своих писем Требация Тесту поскорее вернуться в столицу, иначе его высмеет Лаберий в миме (Письма Марка Туллия Цицерона, CLXI, 2). Впрочем, сам оратор, насколько можно судить, не очень высоко ставил современных ему мимографов или даже сам жанр мима. «Я уже так огрубел, — пишет он, — что на играх низшего Цезаря с величайшим спокойствием слушаю стихи Лаберия и Публилия» (Там же, DXXXIII, 2).

Октавиан Август специальным эдиктом запретил помещать в мимах намеки на политические события, однако на деле поэтам приходилось быть еще осторожнее, ведь публика отыскивала всевозможные аллюзии даже там, где их не было. Бывало, что мимографы подвергали ожесточенным нападкам частных лиц, называя их при этом по именам, а это иногда влекло за собой судебные процессы. Так, из анонимного трактата «Риторика к Гереннию» I в. до н. э., долгое время приписывавшегося Цицерону, мы узнаем, как во II в. до н. э. трагический поэт Акций и автор сатир Луцилий выступали с жалобами против мимов, причем Акций выиграл дело, а Луцилий потерпел поражение на суде.