Карл Клаузевиц - 1812 год. Поход в Россию

Хотя действия Витгенштейна, конечно, основывались на соответственных приказах Кутузова и императора, но все же именно он всякий раз давал новый импульс этому наступлению, докатившемуся до берегов Эльбы, и увлекал за собою все остальное.

Несмотря на то, что генерал Йорк, как мы видели, проявил дальновидность, подготовив прусского короля посредством двух отдельных сообщений к решению, которое он намеревался принять, тем не менее заключенная Йорком конвенция явилась для короля в высшей степени неприятной неожиданностью. Самоуправство этого генерала поставило короля в крайне затруднительное положение. Момент, подходящий для изменения политической ориентировки, казалось, еще не наступил; но если бы даже действительно настало время, то представлялось ненужным и неправильным самовольное решение Йорком этого вопроса. Такие рассуждения были вполне естественны в Берлине, так как там еще не могли полностью осознать все значение гибели французской армии. Также недостаточно в Берлине учитывали и все последствия, вытекавшие для войны в целом вследствие выхода генерала Йорка из рядов сражающихся. В этих условиях заключенная Йорком конвенция рассматривалась как бесполезное самоуправство.

Однако спокойный анализ всех обстоятельств и советы барона Гарденберга уже тогда заронили в голову короля мысль, что союз с Францией среди бури несчастий, которые последняя сама навлекла на себя, не является долгом Пруссии и не отвечает ее интересам.

Итак, в этот трудный момент было решено избегать обязывающих заявлений и искусно лавировать между враждующими сторонами.

Формально было выражено неодобрение поступку генерала Йорка, конвенция не получила утверждения, командование корпусом должно было перейти к генералу Клейсту, над действиями генерала Йорка назначалось следствие, Наполеону был предложен другой вспомогательный корпус; со всеми этими решениями в Париж был послан князь Гацфельд. Все это были мероприятия, которые не могли оказать большого влияния на чашу политических весов, но все же должны были на первое время удовлетворить французов.

К корпусу Йорка с этими поручениями был послан флигель-адъютант короля подполковник фон Нацмер. Но сущность дела заключалась в том, что корпус Йорка находился позади войск Витгенштейна, а потому подполковник фон Нацмер должен был проследовать через линию русских войск. Он не мог сделать этого тайно, да и не имел такого поручения; он отправился к графу Витгенштейну и просил его разрешения проехать к генералу Йорку. Граф Витгенштейн спросил его, в чем заключается его поручение, на что подполковник фон Нацмер отвечал, что ему поручено отрешить генерала Йорка от командования и передать таковое генералу Клейсту. «В таком случае, подполковник, вы не пройдете через мои посты», — сказал граф Витгенштейн. «Поручено ли вам еще что-нибудь?» Подполковник фон Нацмер признался, что у него есть письмо к русскому императору. «Ах, его передать я вам разрешу с величайшим удовольствием».

Подали небольшие сани; в них сел с подполковником фон Нацмером русский офицер, и они вместе поехали в Вильно к императору. Это произошло в середине января. Таким образом, генерал Йорк сохранил свое сомнительное командование. В Берлине каждый день получались все новые и новые сведения о разгроме французов. Мысль о возможности сопротивления крепла с часу на час, и четыре недели спустя после отправки подполковника фон Нацмера уже не было сомнений в том, на какую сторону следует стать. Король покинул Потсдам, чтобы отправиться в Бреславль. 7 марта Витгенштейн вступил в Берлин. Следом за ним шел генерал Йорк, и 17 марта он вошел в Берлин; в тот же день в Бреславе было опубликовано сообщение, что в результате ознакомления с данными следствия генерал Йорк признается невиновным, а потому снова восстанавливается на своем командном посту; тем же числом было помечено воззвание короля к прусской армии и народу.

Этот беглый обзор следствий похода в Россию и истоков движения, вовлекшего в себя массы, являлся необходимым для полного уяснения значения конвенции, заключенной Йорком.

Если бы Йорк соединился с Макдональдом, то у последнего вместе с дивизией Геделе, подходившей из Кенигсберга, оказалась бы армия в 30 000 человек, сосредоточенная за Неманом. А так как главная русская армия остановилась в Вильно и Чичагов получил приказание не переходить границу, а у Витгенштейна вместе с войсками, подошедшими из Риги, было всего лишь 25 000 человек, то трудно предположить, чтобы последний решился двинуться на Неман на свой страх, дать сражение маршалу Макдональду и, продолжая войну, развивать операции до самого сердца Пруссии. Правда, в истории похода в Россию полковника Бутурлина сказано, что граф Витгенштейн еще в окрестностях Вильно получил направление на Гумбинен, но оказался вынужденным из-за плохих дорог у Немана свернуть на север; однако этому неосновательному или, скорее, непонятному месту в этой книге едва ли можно придавать большое значение. Направление на Гумбинен и направление на Вилькомир чересчур различны, чтобы служить одной и той же цели. В окрестностях Вильно едва ли могло прийти в голову двинуть корпус в 25 000 человек на расстояние 30 миль в глубь Пруссии. Насколько автор припоминает происходившее в то время в главной квартире Витгенштейна, последнему приходилось просто с боя добиваться разрешения на последовательное продвижение к Кенигсбергу с целью захвата пути отступления Макдональда, а затем на преследование этого маршала до самой Вислы. Сам же Витгенштейн был постепенно, шаг за шагом, вовлечен в эту операцию сперва запоздалым отходом Макдональда, затем отделением Йорка и переговорами с ним и, наконец, заключенной с ним конвенцией и тем опасным положением, в каком оказался Макдональд; все сложилось бы совсем по-другому, если бы на том берегу Немана или даже за Прегелем русских ожидали 30 000 неприятельских солдат. По всем вероятиям, русский поход закончился бы тогда на границе Пруссии.

Хотя мы и не склонны рассматривать окружающие нас явления как следствие отдельных причин, а всегда видим в них совокупное действие многих сил, так что устранение одного из факторов не может вызвать полного изменения целого, все же мы должны признать, что часто великие события имели своим источником ничтожные на вид явления и что какая-нибудь отдельная, а потому более подверженная влиянию случая причина часто вызывает следствия чрезвычайно общего характера.

То же случилось и с конвенцией, заключенной Йорком. Конечно, неразумно было бы думать, что без решения, принятого Йорком 29-го вечером в Таурогене, Наполеон все еще сидел бы на французском престоле, а французы продолжали бы оставаться властителями Европы; исчезновение наполеоновского господства обусловливалось бесчисленным множеством причин, или, вернее сказать, сил, которые большей частью не утратили бы своей действенности и без генерала Йорка; однако нельзя отрицать, что решение, принятое этим генералом, повлекло за собою огромные последствия и, надо полагать, значительно ускорило достижение конечного результата.