Сергей Алексеев - Славянская Европа V–VIII веков

ARF. A. 782.: Свод II. С. 466/467; AqdE. А. 782.: Свод II. С. 470.

AqdE. А. 789.: Свод II. С. 472; Vit. Karol. 12.: Свод II. С. 474.

Fragm. Chesn. A. 789.: Свод II. С. 447; AqdE. А. 789.: Свод II. С. 472.

AqdE. А. 789.: Свод II. С. 472.

Ann. Lauresh. A. 789.: Свод II. С. 442/443; Ann. Mosell. A. 789.: Свод II. С. 444/445; Fragm. Chesn. A. 789.: Свод II. С. 447; Ann. Petav. A. 789.: Свод II. С. 449/450; Ann. S. Nasar. A. 789.: Свод II. С. 451–452; Ann. Guelfer. A. 789.: Свод II. С. 454; Alcvini ep. № 6, 7: Свод II. С. 462; ARF. A. 789.: Свод II. С. 466/467; AqdE. А. 789.: Свод II. С. 472; AMp. A. 789.: Свод II. С. 473.

Alcvini ep. № 6: Свод II. С. 462

Ann. Mosell. A. 789.: Свод II. С. 444/445.

Именно эти две области — основные партнеры славян Южной Прибалтики в начале IX в. (Лебедев, 2005. С. 262).

Седов, 1995. С. 56, 57, 58; Лебедев, 2005. С. 259–260.

Седов, 1995. С. 57, 346; Лебедев, 2005. С. 259.

Кухаренко, 1969. С. 139; Historia kultury, 1978. S. 39, 105; Лебедев, 2005. С. 261.

Historia kultury, 1978. S. 39, 105.

Кухаренко, 1969. С. 137; Седов, 1995. С. 244; Лебедев, 2005. С. 259.

Ann. Guelfer. A. 792.: Свод II. С. 454; Ann. Lauresh. A. 792.: Свод II. С. 455. Прим. 5.

Свод II. С. 418–419.

Ann. Guelfer. A. 794.: Свод II. С. 455

Ann. Lauresh. A. 795.: Свод II. С. 442/443; Ann. Mosell. A. 794.: Свод II. С. 444/445; Ann. Petav. A. 795.: Свод II. С. 449/450; ARF. A. 795.: Свод II. С. 466/457; AqdE. А. 795.: Свод II. С. 477. Прим. 16.

Ann. Lauresh. A. 798.: Свод II. С. 444/445; Ann. Guelfer. A. 798.: Свод II. С. 455; ARF. A. 798.: Свод II. С. 468/469; AqdE. А. 798.: Свод II. С. 478–479; Ann. Fuld. A. 798.: Свод II. С. 479.

ARF. A. 799.: Свод II. С. 468/469; AqdE. А. 799.: Свод II. С. 479.

ЭССЯ. Вып. 11. С. 82–89.

Седов, 1995. С. 31.

Historia kultury, 1978. S. 21–22, 24, 30, 61.

Historia kultury, 1978. S. 34.

Кухаренко, 1969. С. 127, 133; Historia kultury, 1978. S. 20, 105, 204, 206, 289.

Historia kultury, 1978. S. 61, 64.

Кухаренко, 1969. С. 127, 128, 135; Historia kultury, 1978. S. 36, 44–45, 149, 192; Седов, 1995. С. 343.

Historia kultury, 1978. S. 38.

Historia kultury, 1978. S. 38, 44, 50, 105.

Кухаренко, 1969. С. 127; Historia kultury, 1978. S. 76, 82, 85, 91, 98, 190–191, 289, 293.

Кухаренко, 1969. С. 128; Седов, 1995. С. 20.

Кухаренко, 1969. С. 127; Historia kultury 1978. S. 320–321; Седов, 1995. С. 18, 345.

Кухаренко, 1969. С. 127; Седов, 1995. С. 345.

Кухаренко, 1969. С. 134.

Галл Аноним. Хроника или деяния князей или правителей польских// Славянские хроники. СПб., 1996. С. 331–332.

Константин, 1991. С. 150/151.

Константин, 1991. С. 384 (комментарий О.В. Ивановой, Б.Н. Флори). «Личики» здесь совершенно справедливо сопоставлены с «лицикавиками» Видукинда Корвейского. Однако воспринятая от польской историографии уверенность в краковской локализации Лешка, как думается, усложняет толкование понятия. Свидетельство Видукинда, который четко связывает лешковичей с пястовской Польшей (Краков тогда был под властью чехов), лишний раз подтверждает бесспорный, с учетом Анонима Галла, факт — и Попель, и его предшественник Лешко должны помещаться в Великой Польше, а не в Малой. С Малой Польшей связано только предание о Краке.

Magistri Vincentii Chronicon Polonorum. I. 9–17// Monumenta Poloniae Historica. T. II. Warszawa, 1961; Великая хроника 1987. Гл. 2–4.

ЭССЯ. Вып. 15. С. 58.

Великая хроника, 1987. С. 57. Об этимологии названия Гнезно («гнездовое») см.: ЭССЯ. Вып. 6. С. 173.

Кухаренко, 1969. С. 132–133; Historia kultury, 1978. S. 46–47; Седов, 1995. С. 343.

Дискуссия восходит к XVIII в., когда ее возникновение вызвал целый ряд культурных и политических обстоятельств. Тогдашние отношения со Швецией, соперничество «немцев» и русских за влияние в науке и культуре послепетровской России — фон для возникновения норманизма и антинорманизма. Критика В.Н. Татищевым Г. Байера, М.В. Ломоносовым — Г.Ф. Миллера являлась закономерным ответом на сформулированную немецкими учеными теорию скандинавского происхождения государства на Руси. Обе стороны в том давнем споре оставались на уровне тогдашней науки. Никто не сомневался в одномоментном создании государства Рюриком, если М.В. Ломоносов первым и оторвал от него происхождение названия «русь». Это добавляло спору накала. Патриотическая мысль искала негерманский источник становления государственности — и находила его среди финнов (В.Н. Татищев) или среди западных славян и не отделявшихся от них пруссов (М.В. Ломоносов). В принципиально новое качество перевел спор Н.М. Карамзин («История государства Российского»). Он первым проанализировал данные об общественном строе и культуре славян «до Рюрика». В результате впервые появилась логичная, подлинно научная и подлинно «антинорманистская» картина становления государства у восточных славян на местной, внутренней основе. При этом Н.М. Карамзин связывал появление названия «русь» в Восточной Европе, прежде всего, с Рюриком, и связывал его со Скандинавией. Этот новый подход не сразу нашел последователей. Тем не менее к концу XIX в. он в основном восторжествовал. Внимание исследователей сосредоточилось на поисках внутренних закономерностей общественного развития. К этому времени стало ясно и то, что русь как политическая реальность оформилась в Восточной Европе еще «до Рюрика». Дискуссия норманистов и антинорманистов свелась к степени скандинавского участия в этом процессе. При этом благодаря решительно антинорманистским работам Д.И. Иловайского стал образовываться новый водораздел — по вопросу о происхождении названия «русь» и династии Рюрика. Таким образом, на смену норманизму и антинорманизму в вопросе происхождения государства приходили «норманизм» и «антинорманизм» в вопросах о происхождении его названия и династии. Исчезла и политическая составляющая спора. Попытки ее реанимировать в украинском национализме начала ХХ в. или в нацистской Германии последствий для науки не имели. В целом же «норманистами» и «антинорманистами» — что вполне естественно — оказывались люди весьма разных общественно-политических взглядов. Скажем, в России, «норманисты» В.О. Ключевский и Н.П. Павлов-Сильванский по отношению к государственным порядкам Российской империи находились по одну сторону баррикад с «антинорманистом» М.С. Грушевским. Являясь оппозиционными политиками (первые двое — кадеты, третий — украинский националист и умеренный социалист), они противостояли, допустим, «антинорманисту» Д.И. Иловайскому, одному из идеологов охранительства. С другой стороны, известнейший чешский славист Л. Нидерле, участник направленного против Габсбургской монархии движения национального возрождения, весьма сочувственно относившийся к России и разоблачавший многие антиславянские вымыслы германской науки — являлся убежденным норманистом. Ему принадлежит излишне резкая, но претендующая на итоговость для этого этапа спора характеристика: «В общем я уверен, что историки и лингвисты, ставшие в ряды антинорманистов, и особенно те, кто выступал в защиту славянского происхождения русов, неправы» (Нидерле, 2001. С. 163).