Геомар Куликов - Спокойствие не восстановлено

- А не ему одному нынче праздник, мужички?

- Вестимо, Мартынушка! - зло и весело отозвались из толпы. - Мы тута кое-кого для тебя еще придержали...

Маялись, тосковали в первом ряду два приказчика да пяток господских прихвостней поменьше. Запахло жареным, начали было налаживаться с горячего местечка. Не тут-то было! Сомкнулась стеной толпа, ужом не проскользнешь.

Вышла мужичкам потеха!

В Упырях объявилась-таки разница. Один так и пролежал, сцепив зубы, под Мартыновым кнутом, другой - плакал, просил пощады. Людишек помельче перебирали со смехом всем миром: кому сколько и как. Иных розгами учили, иных - кнутом. Двоих вовсе отпустили по бабьему заступничеству: не вредные, мол.

Когда невиданное дело было закончено, встал вопрос: как быть с наказанными дальше? Распустить всех по домам или придержать от греха. Мнения разделились, и решающим оказалось Мартыново:

- Отпустить, православные, никогда не поздно. А до времени - не стоило бы. Сколь Упыревы да бариновы слова и клятвы стоят, надобно поглядеть.

- Куды их денешь? - вопросили из толпы.

- Эва, задача! - откликнулись оттуда же. - Да хоть в любую баню. И замок снаружи.

- Нет, мужики. Кого можно и банькой остудить. А Александру Львовичу, пожалуй, чести и поболее следует воздать. Берите-ка его, - кивнул в сторону Стабарина, - и айда за мной.

Мужички переглянулись, пожали плечами, однако послушались. Чудеса! Ныне среди них вожаком - Мартын - главный барский кат.

Как было сказано, в запустении лежала Каменка. Покинуто, ради Никольского, некогда богатое имение. Нынешним Триворовым не по силенкам оказалась забота о двух поместьях разом, потому заколочен был барский дом, осевший под дождями и ветрами. Поржавела и провалилась местами крыша. Сгнил и обломился флагшток на круглой башенке. В плачевном состоянии находились и флигели - не жила в них более многочисленная дворня. И парк был запущен до предела. Вековые дуплистые дубы и липы тонули в молодой поросли. Но именно в парк направился Мартын. И, к великому удивлению мужиков, привел их к развалинам грота, некогда украшавшего парк и служившего местом развлечения и отдыха владельцев. При виде грота Стабарин приметно забеспокоился, спросил искательно и тревожно:

- Зачем сюда, Мартынушка?

- Сам знаешь, Александр Львович, что тут есть.

- Мартынушка... - взмолился Стабарин, - что хочешь сделаю, волю дам, земли... Только не надо сюда...

- Нет, барин, как раз сюда-то и надо. Откушал ноне одного своего кушанья, отведай и другого...

Заплакал Триворов:

- Ты-то откуда знаешь? До тебя все было...

- Как сказать. Покуда я на конюшне управлялся, Харя живодер - тута. Он мне под пьяную руку однажды здешние хоромы и показал.

Стабарин обмяк на руках мужиков:

- За что такие страдания...

- За дела твои, Александр Львович. За что еще? К слову, не скажешь ли, куды Харя подевался?

Дернулся Стабарин:

- Окстись, Мартын. Сам знаешь - сбежал с девкой этой, Нюркой...

- Ну-ну, Александр Львович, коли сбежал, то и ладно, меньше тебе страха...

Мужикам и Гошке непонятен был этот разговор, должно быть очень тягостный для Стабарина.

- Денег дам, Мартынушка! Сколько запросишь! - вцепился в рукав своего главного палача Триворов, когда вошли под прохладные своды полуразрушенного грота. - Женю, на ком хочешь...

- Ништо, Александр Львович! Сказывают, любишь кататься, люби и саночки возить. А ты на своем веку, ох, покуражился, помудровал над людьми.

Миновали один поворот, другой, третий. То почти ощупью двигались темно, то откуда-то сверху из пролома падал сноп солнечных лучей, и дорога вновь становилась видимой. Мартын шел уверенно: бывал здесь прежде. Возле кучи хлама остановился.

- Подсобите, ребята! - начал раскидывать завал.

Скоро обнаружилась дощатая крышка с железным кольцом, какие обычно делают для подполья. Мартын потянул за кольцо, и крышка нехотя поднялась на ржавых скрипучих петлях. Все увидели каменные ступеньки, ведущие вниз.

- Давай его туда, мужички! - приказал Мартын.

- Не надо! - диким, нечеловеческим голосом закричал Стабарин. Изведу, мерзавцы! С живых шкуру спущу!

- Опомнись, барин! - с сочувствием даже сказал Мартын. - Самому б оттуда выйти живым, а ты грозишься. Может, в последний путь провожаем. Тебе б помолиться о спасении души...

Волокли теперь Александра Львовича Триворова безгласным и обмякшим кулем.

Гошка, да не он один, озирался с изумлением. Выложенный белым известняком сводчатый ход. Мартын высек огонь, запалил свечу, находившуюся тут же, в ведомом ему месте, привел к низкой железной двери. Лязгнул замок, и дверь медленно, со зловещим визгом отворилась. Мартын зажег еще две свечи, стоявшие на грубом массивном столе. Мрак чуть расступился, и обнаружилось довольно-таки просторное помещение, со стенками и потолком, сложенными из того же белого, сейчас потемневшего камня. Гошка, а вместе с ним и другие не сразу поняли назначение и самой этой комнаты, и предметов, находившихся в ней. От потолка свисала веревка, перекинутая вверху через колесо. На стенах и столе - железные клещи крючья, в углу - жаровня со следами угля и золы.

- Чудно! - пробормотал озадаченно один из мужиков. - Кузня, что ли? Иль мастерская какая?

- Пытошный застенок... - Гошку осенила страшная догадка: - Глядите дыба! - Он указал на блок с веревкой. - Здесь людей мучили!

Мартын первым скинул шапку и перекрестился. За ним другие.

- Угадал, парень, - сказал Мартын. - Барский пытошный застенок. Сколько тут человеческого мяса истерзано, пролито крови, сколько смертельных принято мук, одни каменные стены знают. А их не спросишь. Да и спросишь - не ответят. И они... - Мартын снял со стены большие железные щипцы, - тоже могли бы порассказать, как рвали тело: мужское и женское равно. Или эти...

В гробовом молчании слушали мужики Мартына, который рассказывал о назначении каждого предмета.

- Так, православные, - закончил Мартын, - принимали здесь муки и смерть наши деды и прадеды от... - Мартын кивнул на Стабарина, - ихних дедов и прадедов...

Все повернулись, словно по команде, к Александру Львовичу Триворову.

- При мне ничего подобного... Это далекая старина... - ворочался тот затравленно на каменном полу.

- Ну, что же... - каким-то слишком уж спокойным и равнодушным голосом отозвался Мартын. - Старина - так старина, тебе ж легше будет... Айдате-ка туда, мужики... - указал на темный проем и взял одну из свечей.

И снова кричал осипшим голосом и бился в руках своих крепостных Александр Львович Триворов. А перед дверью в новое помещение вцепился в сапоги Мартына и принялся их целовать. С омерзением глядели мужики и Гошка на чудовищное унижение, которому подвергал себя Стабарин. Начинали догадываться, хотя и с трудом тому верили, в чем причина его страха.