Юрген Поморин - Тайные каналы: По следам нацистской мафии

«Кровавая Бригида» натравливала дрессированную овчарку на беременную женщину до тех пор, пока собака не разорвала в клочья несчастную. Двух других женщин, чистивших отхожие места, она утопила в нечистотах. Вырывала детей из материнских рук и бросала в грузовик, отвозивший обреченных на смерть в газовые камеры.

Смотрю на тех, кто сидит на скамье подсудимых.

Казалось, на все здесь сказанное они должны по меньшей мере хоть как-то реагировать. Если не раскаяние, то неловкость, озадаченность, может быть, стыд, во всяком случае, должны же проявиться хоть какие-то человеческие чувства.

Нет. Ничего подобного не происходит.

На лицах обвиняемых написано такое безразличие, словно в зале зачитывается сводка погоды за позавчерашний день. Ни стыда, ни раскаяния, ни следа каких-либо эмоций. Все происходящее здесь — они очень выразительно это демонстрируют — их абсолютно не касается. Они что-то пишут или читают газеты, словно находятся не в зале суда в качестве обвиняемых, а мило проводят время в одном из уютных дюссельдорфских кафе.

Сегодня в виде исключения налицо все защитники. Они быстро что-то записывают. «В виде исключения», так как в дни, когда их подзащитным не нужно давать суду показаний, пребывание многих защитников в зале суда не продолжается и десяти минут. Они лишь регистрируют у секретаря свое появление и ненадолго задерживаются, Многие защитники даже не открывают свои портфели. Покидая через несколько минут здание суда, они оказываются богаче на 500 марок.

В течение длившегося пять лет судебного процесса по делу о совершенных в Майданеке преступлениях многие защитники не скрывали, что разделяют взгляды обвиняемых. Адвокат Людвиг Бок, фанатический приверженец нацизма, уже в первый день суда потребовал отвода одного из экспертов, берлинского ученого, на том основании, что тот писал докторскую диссертацию под руководством профессора, еврея по национальности, а раз так, то все его суждения и заключения, несомненно, «пристрастны».

Фигурировал на процессе и адвокат Ханс Мундорф, потребовавший экспертизы, чтобы установить, имеются ли различия в запахах сожженного человеческого тела и мяса животных. Адвокат утверждал: ведь зловоние и смрад, висевшие над территорией концлагеря, могли происходить от сожжения трупов животных!

Среди защитников был и некий Йорг Век, который днем выслушивал показания суду чудом выживших жертв палачей концлагеря, а вечером безмятежно развлекался на дюссельдорфских карнавалах.

Около половины двенадцатого прокурор закончил речь. Судья Боген объявил заседание закрытым. Все устремились к выходу.

Пожилая дама, с которой мы заговорили у входа, оставаясь на своем месте, радушно кивнула нам и сказала:

— А знаете, рядом со мной господин Янцен.

Трудно было заставить себя приветливо улыбнуться. Рядом с ней сидел тот тип, который у входа нагло разглагольствовал в духе фашистской пропаганды.

— Добрый день, — ухмыляется он. — Наверняка вы господин Шрёдер. Фрау Клюг предупредила нас о вашем приходе. Может быть, выпьем в буфете чашечку кофе?

По пути в буфет к нам подходит женщина неприятной внешности. Пронизывающий взор, грубые черты лица, седые волосы стянуты в пучок. Это фрау Дитрих.

— Простите, мне нужно еще выяснить кое-что касающееся выступлений адвокатов, — говорит она и исчезает.

В буфете пожилая дама, представившаяся нам как Йозефина Юргенс, и господин Янцен занимают крайний столик.

— Сейчас дела господина Филлена стали весьма неясны, — начинаю я разговор. — В конце недели он явился с повинной.

— Да, его побег оказался очень неудачным, где-то что-то не сработало, — замечает фрау Юргенс.

— Если это был побег, то организованный, — многозначительно бросает Янцен и встает, чтобы принести кофе.

В его отсутствие фрау Юргенс без умолку тихо говорит, старательно подбирая слова, все время улыбается.

— Сначала я многие годы занималась лицами, приговоренными к пожизненному тюремному заключению, ходатайствами о помиловании и прочем. На этом судебном процессе я вступила в контакт с фрау Дитрих и другими, словом с «Тайной помощью». Здесь, на процессе, мы чаще всего втроем или вчетвером. Постоянно, с самого начала процесса. Пропустила, может быть, всего два или три заседания, когда болела, остальное время я всегда здесь. Судья Боген, прокуроры и защитники уже хорошо меня знают.

Потом фрау Юргенс разоткровенничалась и стала подробно рассказывать, чем она занимается на этом процессе:

— Во время перерывов я беседую со школьными учителями, они здесь бывают. Не поверите, до чего легко переубедить какого-нибудь молоденького учителя, вселить в него чувство сомнения, неуверенности. Кроме того, мы организуем письма читателей в газеты. Это показывает редакторам, что есть люди, мыслящие по-иному, а если газета публикует письмо читателя, оно получает очень большой резонанс.

А затем, как вы полагаете, разве менее важно и то, что судья Боген знает: я и другие наблюдатели находимся здесь постоянно, день за днем и все тщательно записываем. Такой вид непрерывного контроля лишает его уверенности.

Перед рождеством я разослала маленький сборник стихов поэта Генриха Ваггерля двадцати политическим деятелям, судье Богену и другим участникам процесса. С несколькими строчками от меня лично. Я хотела призвать их к милосердию. Председатель земельного суда даже ответил мне очень милым письмом. Кто знает, возможно, и это будет иметь влияние на исход процесса.

К нам вновь присоединились господин Янцен и фрау Дитрих. Еще раз рассказываю всю историю с самого начала: Шрёдер-старший готов после неудавшегося побега Хайнца Филлена предоставить в распоряжение «Тайной помощи» несколько тысяч марок. Шрёдер-младший, находящийся здесь, желает убедиться, что предоставленная «Тайной помощи» сумма будет правильно использована.

Фрау Дитрих пытается немедленно и убедительно доказать, что вклад денег в их организацию дело верное.

— У нас с обвиняемыми самые тесные контакты. Не поверите, сколько раз фрау Лехерт и другие обвиняемые побывали у меня дома! И как часто мы навещали их. И сколько мы им уже дали денег. Мы рассматриваем это как свою обязанность, свой долг настоящих немцев.

— Если спросите меня, — добавляет господин Янцен, — как бы я поступил на месте подсудимых в той ситуации, в какой оказались они, отвечу: сделал бы то же самое. Они обязаны были выполнить приказ. Кроме того, они расправлялись всего лишь с евреями и уголовниками. Сегодня я поступил бы точно так же.

— Фрау Лехерт, — сказал я, — в предварительном заключении. Не будет ли в этих условиях особенно трудным оказать ей какую-либо помощь?