Николас Хаммонд - История Древней Греции

Лисандр, собрав несколько десятков тысяч пленных, призвал союзных командиров определить их судьбу. Афинянам припомнили все их зверства. Только недавно две триремы из Коринфа и с Андроса под командой Филокла разбились об утес, и афинское народное собрание приказало отрубить всем пленным морякам правые руки. Лисандр согласился с решением союзников. Он казнил всех пленных афинян – их насчитывалось около 3 тысяч, – за исключением их полководца Адиманта, выступавшего против приказов народного собрания. Остальных пленных отпустили. Начиная с этого момента Лисандр, двигаясь по Эгейскому морю, отсылал всех пленных афинян и клерухов в Афины, чтобы увеличить население осажденного города, и возвращал на Милос, Эгину и в другие государства изгнанных оттуда жителей. К ноябрю 405 г. его флот начал блокаду Пирея, а пелопоннесские армии под командованием спартанских царей Агиса и Павсания стали лагерем под стенами города.

Ксенофонт описывает сцену в Афинах после битвы при Эгоспотамах: «Была ночь, когда прибыл «Парал», привезя вести о катастрофе, и от Пирея вдоль Длинных стен в город понеслись причитания: каждый рассказывал своему соседу о случившемся. В ту ночь никто не спал, оплакивая не только погибших, но и свою судьбу, поскольку все ожидали, что с ними обойдутся так же, как они обошлись с народом Милоса, Гистиеи, Скионы, Тороны, Эгины и многих других мест». На следующий день народное собрание решило готовиться к обороне города. Когда началась блокада, все граждане, лишенные прав, были амнистированы; афинское гражданство было даровано также самосским демократам – единственным, кто не перешел на сторону Спарты.

В декабре запасы продовольствия подошли к концу. Народ просил заключить мир, если при этом позволено будет сохранить стены и стать союзниками Спарты, но эфоры требовали уничтожения части Длинных стен. Тогда Клеофон провел указ, по которому любой предложивший принять эти условия подлежал казни. Народ назначил Ферамена вести переговоры с Лисандром. Он отсутствовал три месяца, в течение которых многие умерли с голоду, а Клеофон был казнен за дезертирство, в чем его обвинили члены олигархического клуба. Когда Ферамен вернулся, его и еще девять человек назначили полномочными представителями на переговорах о капитуляции; и именно они присутствовали на совещании Спартанского союза.

Представители Коринфа, Фив и других государств предложили провести в Афинах andrapodismos, то есть убить всех взрослых мужчин и поработить женщин и детей, что Афины практиковали на Милосе и в других местах. Но Спарта отказалась уничтожать город, столь доблестно сражавшийся за греков во время Персидских войн. Послы вернулись с условиями, которые афинский народ принял с облегчением: уничтожение Длинных стен и пирейских укреплений, сдача всего флота, кроме 20 кораблей, эвакуация империи, возвращение изгнанников и подчинение Спарте во всех вопросах внешней политике. В апреле 404 г. Лисандр вошел в гавань Пирея, и его отряды начали с большим энтузиазмом под музыку флейт разрушать Длинные стены, «веря, что в этот день в Грецию вернулась свобода».

Таким образом, война закончилась полным поражением Афин. По мнению Фукидида, оно произошло вследствие ошибок афинского народа и избранных им вождей – ошибок, вызванных эгоистическими интересами народа, их фракций и вождей. У них было в изобилии силы, храбрости и инициативы, но не хватало солидарности, самоотверженности и дисциплины, которые принесли бы им победу. Спартанский союз восторжествовал не только вследствие афинских ошибок. Его члены, крупные и мелкие, стойко выдерживали лишения и стояли до конца за дело свободы, вдохновляясь не столько материальными интересами, сколько патриотическим идеализмом. Его лидер Спарта зачастую действовала с опозданием и была неизобретательна в стратегии, но она совершила не так много тех ошибок, которые, по мнению Фукидида, столь часто становятся на войне решающими. Прежде всего она сохраняла самообладание, умеренность при успехах и рассудок при несчастьях, что позволило ей возглавить союз своевольных государств и доказать свое военное превосходство. Греческому миру Пелопоннесская война не принесла ничего хорошего. Способности греков противостоять внешним силам был нанесен тяжеелый, возможно смертельный удар. Будущее Греции виделось в мрачном свете из-за ненависти ожесточенных войной государств друг к другу и фракций в этих государствах, предпочитавших вражду патриотизму. И тем не менее, в IV в. греческие государства, и не в последнюю очередь Афины, поразительно быстро сумели дать ответ на политические и культурные проблемы своей эпохи.

Когда демократическое государство ведет войну, ораторское искусство приобретает большое значение, так как обсуждается больше жизненно важных вопросов и требуется более активное руководство. Для Афин все это было верно вдвойне, так как народ на массовых собраниях не только определял политику, но и подвергал испытанию всех должностных лиц, и политик без ораторского искусства не обладал средствами, чтобы убеждать в своей правоте и избежать осуждения. Великие ораторы Кимон и Перикл обучались в школе семейных традиций, однако в начале войны ораторское искусство стало предлагаться на продажу, чем пользовались многие будущие политики и юристы. Протагор из Абдеры, посетивший Афины около 450 г., за плату обучал искусству риторики, а другие, такие, как Продик с Кеоса и Гиппий из Элиды, следовали его примеру. В демократических государствах Сицилии Коракс начал исследование техники ораторского мастерства, а Тисий и Горгий уже блестяще владели этой техникой, когда посетили Афины в 427 г. как члены посольства из Леонтин. Их красноречие поразило афинян. Тисий учил в Афинах, Исократ был одним из его учеников, а Горгий заслужил репутацию во всей Элладе своими речами при награждениях в Дельфах и Олимпии и высокооплачиваемыми уроками [55].

Коракс, Протагор и Горгий революционизировали греческую прозу. В то время как целью Геродота и его предшественников было плавное повествование, а политический памфлетист, известный как «Старый олигарх», придерживался духа простоты, новаторы заботились о точности и возвышенности, отвечавшей тогдашним вкусам в архитектуре, скульптуре и живописи. Их проза была сознательно артистичной. Она позаимствовала из поэзии приемы, возбуждающие эмоции и потрясающие веру: дикцию, ритм, ассонансы, метафоры и высокий полет мысли. В сочетании с глубиной и искренностью понимания она приобрела огромную силу, например на страницах Фукидида, а иногда в народном собрании и в судах. Пусть у нее и были такие изъяны, как погоня за эффектом и новизной, но этот стиль задал стандарт прозы, существовавший до конца Римской империи.