Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

На этой встрече было кое-что еще. Если отчет Галифакса краток и ограничивается только вопросами торговли, то Майский указывает, что обсуждались и другие вопросы, включая советско-турецкие переговоры и обстановку в балтийском регионе. Дальше:

«Галифакс кратко затронул последнее выступление Чемберлена в парламенте и, подчеркивая решимость Англии вести "войну до конца", он в то же время дал понять, что если бы Гитлер выдвинул какие-либо новые, более приемлемые предложения, британское правительство готово было бы их рассмотреть». 39

Этот же вопрос возник на следующий день в беседе Майского и Батлера, который должен был стать главным посредником в сношениях Майского с Форин офисом.

«Общая установка британского правительства, по словам Батлера, сводится к тому, что оно готово было бы заключить мир хоть завтра, если бы было уверено, что достигнутое соглашение имеет стабильный характер («обеспечило бы мир и спокойствие на 20—25 лет», как выразился Батлер). Такая уверенность, по мнению британского правительства, могла быть создана лишь при гарантии мирного договора всеми великими державами, в частности, США и СССР. Ради достижения прочного мира подобного рода британское правительство готово было бы пойти на значительные уступки Германии даже в колониальной области».

Затем Батлер несколько смягчил свое заявление, отметив: ввиду того, что такой мир в настоящее время все равно невозможен, «Англия будет продолжать войну». Но он был убежден, но на следующем этапе войны могут быть выдвинуты новые предложения «возможно с большими шансами на успех». 40 В отчете Батлера об этой встрече нет ни слова о перспективах мира с Германией — и ничего удивительного: такие разговоры были весьма непопулярны осенью 1939 года. 41 Все предвоенные годы Батлер был главным проводником чемберленовской политики умиротворения. Поэтому его позицию во время разговора с Майским вполне можно рассматривать как позицию британского правительства тех лет. Больше того, эти приватные беседы имели место на фоне публичных дискуссий в Англии о перспективах заключения мира. 3 октября Ллойд Джордж выступил с речью в палате общин, предлагая правительству открыть дверь для мирных инициатив, в особенности, если они будут исходить от нейтральных стран, среди которых он подразумевал и Советский Союз. 42 И хотя на Ллойда Джорджа дружно обрушилась вся пресса, похоже, что Форин офис все же внял его советам, но уже в интерпретации Чемберлена, с которой тот выступил в парламенте 12 октября. Умиротворенчество продолжало жить в Британии.

Молотов, который до сих пор не отвечал на запросы Майского об инструкциях по поводу того, как строить англо-советские отношения, вдруг очень заинтересовался предложениями Батлера. Но в то же время он проинформировал о беседах в Лондоне и германского посла Шуленбурга. В состоящей из двух предложений телеграмме Молотов спрашивал Майского, не «намекал» ли Батлер «на желательность нашего посредничества в духе заключения мира с Германией на известных условиях. Жду ответа». 43 Этот вопрос Молотова имел важное значение и вполне согласовался с новой позицией Советов, призывавших теперь к окончанию войны. Так как все вопросы, возникавшие в связи с разделом Польши, были решены, говорилось в совместном нацистско-советском коммюнике, опубликованном в конце сентября, не было никакой нужды в продолжении войны. 44

Майский поспешил ответить Молотову: «Характеризуя установку британского правительства о войне и мире, Батлер явно излагал точку зрения Чемберлена и Галифакса. В одном месте он даже сослался на свой разговор с ними. У меня не было впечатления, что Батлер прямо намекает на желательность нашего посредничества. Он скорее говорил в порядке разъяснения и оправдания линии британского правительства, поскольку ему была известна наша позиция в вопросе войны». Из всего того, что сказал Батлер, Майский делал вывод, что британское правительство не будет препятствовать, чтобы Советы стали посредником и гарантом мирного договора. Посол продолжал в том же духе, ссылаясь на свой недавний разговор с Ллойдом Джорджем, который однако отметил, что потопление немцами английского боевого корабля «Royal Oak» (14 октября) в акватории главной военно-морской базы Британии Скейп Флоу, а также вообще действия немцев на море, вызывают естественное недружелюбие англичан. 45 Когда позднее Шуленбург спросил, каковы настроения в Британии относительно мирного урегулирования, Молотов ответил, что, по словам Майского, ничего определенного сказать нельзя. 46

Отчеты Майского о глубокомысленных, но вряд ли осуществимых мирных планах английских дипломатов едва ли производили впечатление на подозрительного Молотова, который знал о решимости британского правительства сражаться до конца. Иногда в отчетах Майского видна бестактность британцев: британские министры могли бы держать при себе свои опасения и неуверенность в победе. 47 Майский, например, не слишком высоко оценивает состав английского кабинета. За исключением Черчилля и Идена, наиболее важные посты в нем занимали «мюнхенцы»: Чемберлен, Галифакс, Саймой, Хор. Это было то самое, старое правительство тори «умиротворителей, — отмечал Майский, — чуть-чуть подкрашенным в антигитлеровские тона». 48 Вообще, позиции самих советских дипломатов были весьма противоречивы: с одной стороны, Молотов вдруг становился сторонником мирного урегулирования, с другой — Майский внезапно проникался негодованием против умиротворителей и искал признаков готовности Британии сражаться. Советское правительство никогда не рискнуло бы пактом о ненападении ради какого бы то ни было соглашения с Британией — торгового или иного — пока не убедилось, что британцы были стоящим того партнером или союзником. Странная война тоже не способствовала взаимному доверию, и это тоже оказывало свое влияние и на Майского и на Москву.

«Странная война! — писал Майский в своем дневнике 24 октября. — На западном фронте "без перемен". Во французских военных бюллетенях повторялись деревянные фразы: "Ночь прошла спокойно" или "День ознаменовался операциями патрулей"». Англо-французы надеялись взять измором, писал Майский, в то время как Гитлер надеялся на «гнилость демократии». «Я то и дело слышу здесь на каждом шагу: "В конечном счете от войны выиграет только Россия" или "Когда капиталистич[еские] страны Запада перегрызут друг другу глотки, восторжествует коммунизм" или "Длительная война неизбежно вызовет в Германии революцию, — что станется тогда с Англией, с Европой?" и т. п. Несомненно, аналогичные разговоры сейчас идут и в кругах германской правящей верхушки». Майский был убежден, что возможности для распространения революции сейчас лучше, чем когда бы то ни было с тех времен, когда Карл Маркс написал «Коммунистический манифест». Противники не решались наносить смертельные удары, полагал Майский, но все равно, если не случится чуда, полномасштабная война уже не за горами. 49