Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

Да и в нашей стране к этому времени было столько необычного, не укладывающегося в голове простого советского труженика, что какие уж там сравнения! Бурными были эти годы перехода к рыночной экономике! Горбачев, перестройка, разгул демократии, как грибы после дождя, появляются новые партии, разворовывание «новыми русскими» народного достояния, развал экономики, разброд и шатания в культуре, практически развал мощнейшего военно-промышленного комплекса — основы космических наработок страны, непомерный вал залежалого импортного барахла, безработица (!), забастовки, пикеты и голодовки (это не там, на загнивающем Западе, а у нас, в самой передовой и процветающей стране в мире, где, как нас учили, этих явлений вообще быть не должно!), две революции — 1991 и 1993 годов (громко сказано: обстреливают танками Белый дом, а рядом, у метро «Парк культуры», лица «кавказской национальности» бойко торгуют фруктами), чуть ли не запрет компартии, жалкий уход с политической сцены Горбачева и превращение народного героя Ельцина в «царя Бориса». Где-то мои все знающие коллеги-политработники? Как бы они это все объяснили?

Летом 1987 года Максимов назначает меня начальником отдела по ракетно-космическому комплексу многоразового использования «Энергия — Буран». Почетнейшая должность! Но если честно, то для многих, включая и меня самого, несколько неожиданное назначение. И дело не только в том, что на эту должность были и другие, может быть, более достойные претенденты, что вполне естественно. Ведь комплекс «Энергия — Буран» — этот апофеоз космической деятельности советского государства (так уж получилось) — разрабатывался и создавался огромной кооперацией на протяжении более 10 лет. За этот период и у заказчика сформировалась практически постоянная группа специалистов, непосредственно связанная с контролем разработки и создания «Бурана». Я до момента своего нового назначения не входил в их число. Почетно, конечно, будучи начальником комплексного отдела, возглавить работу по созданию такого уникального комплекса, но и очень ответственно, учитывая, что его создатели к этому времени уже выходили на летные испытания. Пришлось попыхтеть, поездить по предприятиям (в основном Подлипки), проработать ворох документации, входить в давно и хорошо отлаженный коллектив разработчиков, и не просто входить как новичок, а сразу, с ходу принимать ответственные решения как старший от заказывающего управления. Трудновато мне пришлось! Но я не мог не оправдать доверие, оказанное мне Александром Александровичем!

15 ноября 1988 года… Завершается полет многоразового космического корабля «Буран». Напряжение в бункере достигает максимального предела. И вот шасси беспилотного корабля касаются бетона посадочной полосы. Уму непостижимо! Восторг, объятия, слезы радости, взаимные поздравления. Среди участников этого исторического события — начальник отдела по многоразовой космической системе «Энергия — Буран» полковник Буйновский.

Как это не раз бывало и ранее, все началось с провокационных действий (случайных или преднамеренных) наших «коллег» по «космическим гонкам». Где-то в середине 70-х годов наши разведчики заимели материалы американских специалистов по созданию супероружия космического базирования «Спейс-Шаттл» — космического «челнока». Где-то в этих материалах было прописано, что этот самый «челнок» будет иметь большую возможность маневрирования и что это, в свою очередь, позволит ему сделать, например, над Москвой нырок из космоса и прицельно сбросить… Страшно даже подумать!

Реакция Дмитрия Федоровича Устинова была мгновенной и адекватной. Паритет-то с США надо поддерживать! После совещаний в Политбюро, консультаций с военными стратегами и промышленностью в феврале 1976 года выходит постановление правительства о создании нашей отечественной многоразовой космической системы — МКС «Буран» с выходом на летные испытания в 1983 году. Сразу же к этой новой, приоритетной разработке были подключены практически все ведущие космические организации. За годы создания и отработки «Бурана» в этой тематике было задействовано более тысячи НИИ, КБ, предприятий промышленности и около 1,5 миллиона человек. По данным печати, на программу «Буран» советский народ выделил в общей сложности 17 млрд долларов США. Цифры, конечно, впечатляющие.

В большинстве своем все эти организации подчинялись Минобщемашу, а вот планер будущего орбитального корабля поручалось сделать НПО «Молния» Минавиапрома, где главным конструктором был Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский, очень известная в авиации личность. Все годы, пока создавалась эта система, эти два ведомства постоянно решали принципиальную проблему: кто же все-таки главный в создании «Бурана». Зачастую дело доходило до смешного. Помнится, на еженедельных «оперативках», которые проводил у себя в кабинете в Подлипках Валентин Петрович Глушко, главный конструктор по МКС «Буран» в целом (кабинет большой, народу много), Глеб Евгеньевич делал иногда такие заявления: почему у Валентина Петровича есть микрофон, а у меня — нет; дайте мне микрофон или я уйду с совещания. К следующей «оперативке» микрофон был подключен к месту за столом, где сидел главный конструктор планера.

Были, конечно, и более серьезные конфликты, особо на этапе работ на полигоне, когда срывались сроки и надо было искать «крайнего». А вообще-то на таких технических совещаниях, где присутствовали и разработчики, и заводчане, и заказчики, сложнейших вопросов по разрабатываемому космическому комплексу было столько, что участникам таких заседаний было не до выяснения вопроса, кто здесь главный. А главными на таких мероприятиях были программисты (компьютерный век!), разработчики бортовой и наземной аппаратуры (это не то что наши первые ракеты с релейными схемами на борту). Когда они начинали спорить и выяснять между собой отношения, все остальные участники замолкали с умным видом, хотя мало кто понимал, чем отличается версия 3.11 от версии 3.1 OA бортового цифрового вычислительного комплекса.

Все годы, пока создавался «Буран», любопытствующих всех категорий волновал один вопрос: почему наш советский многоразовый корабль так похож на «Спейс-Шаттл», мы что, сами уже не можем, надо копировать все американское? И только где-то к началу летных испытаний, в период вседозволенной гласности в печати появился ряд статей, где подробнейшим образом расписывалось, для чего мы создаем эту систему и чем она лучше (естественно!) американской. Собственно, конечные цели создания орбитальных систем, имеющих возможность вернуться на Землю, что у нас, что у США были практически одинаковые. Это — универсальная система транспортно-технического обеспечения нового поколения спутников орбитальной группировки (вывод на орбиту полезной нагрузки, ремонт в условиях космоса, снятие с орбиты и возвращение на Землю вышедших из строя космических аппаратов и специального оборудования, монтажные работы и многое другое), создание лабораторий для отработки новых видов космического вооружения, размещение средств наблюдения и разведки, ну и, если надо, размещения оружия для целевых ударов из космоса. Как видно, все задачи благородные и направленные на поддержание мира на Земле.