Михаил Кузмин - Кирикова лодка

М.А.Кузмин

Кирикова лодка

Всякий знает, как портовые жители сначала замечают словно кремневый огонь с далеко стоящих судов и потом уже через полминуты до их слуха дойдет тупой выстрел. Так и подлинным вестям о великой войне предшествовали предзнаменования, видения, слухи и пророчества в том далеком на севере селе, среди печальных болот, где непрерывный шум моря наводит такую тоску, что начинаешь думать, что слово "поморье" происходит не от "моря", а от глагола "помирать". Отъехать верст на сорок от берега, где твердая совсем уже земля и кое-какой лес, не слышно, не видно моря, - все-таки легче, а здесь белесоватый залив, будто упавший откуда-то глаз с бельмом, белое небо в тумане, где только мартыны доказывают, что это еще не последняя белизна, сонное солнце, сонный плеск серебряной рыбы, - будто на пришельца, смотрят на человека, и вся бескрайность словно лениво ждет, когда же будут белые ночи или покроется все снегом.

Как бы сохраняя тот инстинкт, даже не животных, а насекомых, заставляющий их окрашиваться в цвет окружающей их части природы, и люди, шедшие по узкой тропинке, были одеты в белый некрашеный холст, их волосы были белы почти до седины и голубые глаза словно вылиняли от тумана. Пар поднимался за каждым их шагом от вдавливаемого мха, будто они шли по пожарищу. Шло трое, остановились около самого берега, где ждала незаметная лодка; затем остались две фигуры, а молочную воду разрезал густой желтоватый след. Женщины пошли обратно по едва заметным следам, будто прямо болотом; одна из них обернулась еще раз на море, где в полосе, осеребренной солнцем, качалась лодка. Затем, запахнув белый кафтан, догнала старшую, путаясь в стеблях морошки.

- Насмотрелась?

- Нет, не насмотрелась.

- Дура ты, Ульяна, как посмотрю на тебя!

- Какая есть.

- Да ты с кем говоришь-то: с матерью или нет?

- Хоть бы и с матерью.

- Так разве с матерью так говорят?

- А то как же еще? говорю по-русски.

- Вот погоди, сестре Киликее скажу, она тебе покажет так отвечать. Лестовкой-то отхлещет!

- Сестра Киликея, хоть и осерчает, а хлестать меня не будет.

- Нет, будет.

- С какой стати? Я у нее не под началом еще. Да если бы и была, что же я сделала? Кирика провожала, так что тут худого? все знают, что в Покров он меня возьмет за себя.

- Вешайся ему больше на шею, так и спятится.

- Кирик не спятится, не такой он человек.

- Какой же он такой особенный? как и все: костяной да кожаный.

- Пускай кожаный, все равно не спятится.

- Да ты не потеряла ли уж себя, Ульяна?

- Нет.

- То-то.

- А если бы и потеряла, кому какое дело?

- Да что ты: белены объелась? совсем от рук отбилась, будто у нее ни отца, ни матери нет!

Ульяна, действительно, имела и мать, которая шла вместе с нею к раскиданному селу, и отца, известного в окрестности, как местного богатея и содержателя тайного скита. Тайным скит был когда-то, лет шестьдесят тому назад, теперь же ни для кого не было секретом, что в шести-семи избах одного из гнезд, составлявших село, жило с дюжину старух и девушек, занятых рукодельем, моленьем и хозяйством. Действительным было и то, что Ульяна слишком любила Кирика и не считала нужным скрывать этого, но, конечно, она не ошибалась, полагая Кирика не "таким человеком". Хотя с виду обветренное, загорелое северным морским загаром, будто слегка дубленое лицо парня с прямыми русыми волосами и пристальным взглядом было как у всех, но иногда в этих глазах вдруг неподвижно зажигались словно голубые свечи, отчего лицо делалось белее и прозрачнее и сам Кирик не казался тогда уже таким "костяным да кожаным". Вероятно, за эти-то краткие минуты и считала Ульяна своего жениха особенным, если не по девичьей глупости, которой всегда "по милу хорош".

И теперь у большой избы соседа Кириковы глаза так же странно и неподвижно голубели, словно он не слышал, что говорили кругом, или слишком внимательно слушал другое, что не говорили. Писарь, сидя на бревнах, читал газеты, и его окружали староверы и церковные, старики и ребятишки; даже Ульянин отец стоял в розовой, высоко подпоясанной рубашке с палочкою в руке. Газета была старая, чуть ли не двумя неделями, но людям, приученным морем и молитвами к какому-то особенному вечному времясчислению, эти новости казались происшедшими минуту тому назад, но вместе с тем они же сплетались как-то непонятно не то с отрывками из "Кирилловой книги" об Антихристе, не то с белым поморским туманом.

"...Под дулами револьверов несчастного казначея заставили выдать городские деньги; когда же оказалось, что этих последних всего 263 рубля 73 коп., злодеи расстреляли на глазах у него жену и детей, потом и его самого".

Читающий и слушатели не делали как-то разницы между случаями современной войны, гонениями римских императоров и историями из Летописца. И так же благочестиво вздохнул кто-то:

- О господи Иисусе Христе!

- Сюда-то, мамынька, не придут?

- Да как же им придти-то, откудова? - отвечала баба таким тоном, будто речь шла о войсках Гога и Магога.

- А вот в севастопольскую кампанию... - начал седой солдат, будто покрытый зеленью от старости - ...англичане к нам приходили, в Соловки палили...

- Так то англичане, а не немцы, дедушка...

- Англичане, англичане...

- А вот наши на море видели корабль, не русский... подошел, постоял, постоял и тихо назад пошел.

- Во сне видели-то?

- Нет, не во сне...

- А вот в среду, так, говорил, Дементий видел: лодка и два старца в ней... видать, что старцы, а лиц не разобрать, будто нет. И ручек не чуть, одни рукава, а простираются вдаль... и голос слышен... Один говорит: "Зосима, не пора ли? нашим туго". А тот отвечает: "Погоди, Савватеюшко, не торопись, еще справятся". Так не то проехали, не то под водой скрылися больше не видно стало.

- Ну, это он из жития вычитал. Не то Св.Александра Невского, не то Александра Свирского.

- Большая разница: один Благоверный Князь, другой - Преподобный.

- ...все сожигая на пути своего отступления, угоняя скот и увозя все ценные вещи... - продолжал читать писарь.

- А объявление будет?

- Какое объявление?

- Насчет того, какая вера правильная.

- Опомнилась! разве теперь такое время? Безо всякого объявления теперь нужно "Спаси, Господи" к небу кричать едиными устны и единым сердцем!

- Да, да. Правду ты говоришь.

- А вот в Архангельский, говорят, пленных пригнали... страшные! по-нашему не говорят.

- Это не пленные, это немцев из Питера выслали. Пленные - те с номерами и в кандалах.

- Нет, эти без номеров. И барыни ихние с ними. Те еще злее, барыни-то!

- О, Господи, к нам бы не прислали!

- Не пришлют: у нас мошкара заест... опять, сырость...

- Говорят, казаков послали англичанам. Нагрузили, будто, хлебом, а там все казаки... Наши видели... На каждом мешке штемпель и орел, чтобы там поняли. А атаман по палубе на воле гуляет с пикой. Погуляет, погуляет - и пикой в трюм постучит, значит - "живы ли, детки"? Те снизу отвечают: "живы!" и так дальше плывут...