Сборник документов - Русский архив: Великая Отечественная: Т. 15 (4-5). Битва за Берлин (Красная Армия в поверженной Германии).

Вопрос: Каково было положение в Берлине к моменту, когда Вы приняли командование обороной города, состав обороняющихся войск?

Ответ: Уже 24 апреля я убедился, что оборонять Берлин невозможно и с военной точки зрения является бессмысленным, так как для этого немецкое командование не располагало достаточными силами, больше того, в распоряжение немецкого командования к 24 апреля в Берлине не было ни одного регулярного соединения, за исключением охранного полка «Гросс Дейчланд» и бригады СС, охранявшей имперскую канцелярию.

Вся оборона была возложена на подразделения фольксштурма, полиции, личного состава пожарной охраны, личного состава различных тыловых подразделений и служебных инстанций.

Город был поделен на восемь участков и один внутренний участок обороны, связь между участками была плохая, связь штабов обороны с отдельными участками была никуда не годной. Не было радиосвязи, телефонная связь поддерживалась только через гражданские телефонные провода. Возглавлял оборону до 22 апреля генерал-лейтенант Рейман, он был заменен полковником, получившим в последние дни звание генерал-лейтенанта, Кеттер.

Берлин располагал запасами продовольствия и боеприпасов на 30 дней, но склады были расположены на окраинах, в центре почти не было ни боеприпасов, ни продовольствия, и чем больше суживалось кольцо русских войск вокруг обороняющихся, тем тяжелее становилось положение с боеприпасами и продовольствием, а в последнюю пару дней мы почти остались и без того, и без другого. [306]

Я думаю, что части фольксштурма, полицейские подразделения, подразделения пожарной охраны, зенитные подразделения насчитывали до 90 000 человек, кроме тыловых подразделений, обслуживающих их.

Кроме того, были подразделения фольксштурма второй категории, т. е. такие, которые вливались в ряды обороняющихся уже в ходе боев и по мере закрытия тех или иных предприятий.

56-й танковый корпус прибыл в Берлин, вернее отступил в Берлин, имея в 18 мд до 4000 человек, в дивизии «Мюнхеберг» до 200 человек, артиллерию дивизии и четыре танка; мд СС «Нордланд» имела в своем составе 3500–4000 человек; 20 мд — 800 — 1200 человек; 9 адд — до 500 человек, но в Берлине она пополнилась до 4000 человек, т. е. 56 тк к началу своих операций непосредственно в Берлине насчитывал 13 000 — 15 000 человек.

Дать точное количество обороняющихся в Берлине невозможно, так как я не получил от своих отдельных участков данные о количестве людей в их подразделениях.

Вопрос: Каковы были приказы Гитлера в вопросе обороны Берлина, осветите создавшееся положение в Берлине к моменту Вашей капитуляции.

Ответ: Будучи назначен командующим обороны Берлина, я получил приказ от Гитлера оборонять Берлин до последнего человека. Для меня было ясно с первого же момента, что оборонять Берлин с надеждой на успех нет никакой возможности. С каждым днем положение оброняющихся ухудшалось, русские сжимали кольцо вокруг нас все больше и больше, с каждым днем приближаясь все ближе к центру города. Я ежедневно докладывал вечером Гитлеру обстановку и положение.

К 29 апреля положение с боеприпасами и продовольствием стало очень тяжелое, в особенности с боеприпасами. Я понял, что дальнейшее сопротивление с военной точки зрения безумно и преступно.

29 апреля вечером, после полуторачасового доклада моего Гитлеру, в котором я подчеркнул, что нет никакой возможности продолжать сопротивление, что все надежды на снабжение с воздуха рухнули, Гитлер со мной согласился и заявил мне, что он отдал специальное распоряжение о переброске самолетами боеприпасов и что, если 30 апреля положение с доставкой воздушным путем боеприпасов и продовольствия не улучшится, он даст санкцию на оставление Берлина, на попытку войск прорваться.

30 апреля днем я созвал командиров дивизий (участков) на совещание и, к своему удовлетворению, убедился, что все присутствующие разделяют мою точку зрения о необходимости прорваться и оставить Берлин.

В это время ко мне в штаб пришел оберштурмбанфюрер СС (подполковник), положение к этому времени было до того напряжено, что я был убежден, что слухи о моем совещании проникли к Гитлеру и что это он прислал офицера СС убить меня, я сказал присутствующим офицерам: «Внимание, он имеет приказ расстрелять меня», в действительности же оказалось, что оберштурмбанфюрер принес письмо за подписью Гитлера, это было в 13.30. В этом письме Гитлер мне предоставлял свободу действий.

В 17–18 часов 30 апреля этот оберштурмбанфюрер снова принес пакет, в нем было приказание, подписанное адъютантом командира бригады СС, оборонявшей имперскую канцелярию, чтобы я приостановил все намеченные мною мероприятия по оставлению Берлина, что Берлин должен обороняться до последнего и что мне необходимо немедленно явиться к генералу Кребсу.

Я немедленно приказал командирам дивизий прекратить подготовку к оставлению города. Между 19 и 20 часами я прибыл в имперскую канцелярию. Меня ввели в комнату Гитлера, здесь я застал генерала Кребса, имперского министра Геббельса и личного секретаря Гитлера Бормана.

Они мне заявили, что после 15 часов дня (30 апреля) Гитлер с женой покончили самоубийством, путем принятия яда, после чего Гитлер еще застрелился. Они мне также заявили, что по особому желанию Гитлера он и его жена были немедленно сожжены в саду имперской канцелярии. После этого они мне заявили, примерно, следующее: «Фюрер в своем завещании назначил правительство, президентом, согласно завещанию, должен быть [307] гросс-адмирал Дениц, канцлером — Геббельс, министром партии Борман и т. д.

Гиммлер предложил безоговорочную капитуляцию Англии и Америке, они отклонили, заявив, что она может быть принята только в случае капитуляции и перед Россией. Гиммлер действовал как предатель, без полномочий.

Мы хотим обратиться по радио к маршалу Сталину, чтобы он первый узнал о создании нового правительства Германии…»

После этого мне было приказано в течение ближайших 24 часов ни при каких обстоятельствах не допустить изменения в военном положении Берлина. Учитывая поздний час, мне было предложено остаться на ночь в имперской канцелярии, я остался. В ночь на 1 мая генерал Кребс, в сопровождении начальника штаба 56 тк — полковника генштаба фон Дуфинга, отнес условия временного перемирия русскому командованию.

Днем 1 мая Кребс вернулся, мы с ним встретились и он мне заявил, что русское командование настаивает на безоговорочной капитуляции Берлина. Снова собрались Геббельс, Борман, Кребс и я. Геббельс и Борман отклонили требование русских о капитуляции, заявив: «Фюрер запретил капитулировать». Я в сильном возбуждении воскликнул: «Но ведь фюрера уже нет больше в живых», на что Геббельс ответил: «Фюрер все время настаивал на борьбе до конца и я не хочу капитулировать». Я ответил, что держаться больше не могу и ушел. Прощаясь с генералом Кребсом, я его пригласил к себе на командный пункт, он мне ответил: «Я остаюсь здесь до последней возможности, затем пущу себе пулю в лоб». Кребс мне заявил, что Геббельс решил в последнюю минуту покончить жизнь самоубийством.