Сборник - Че-Ка

Одно из повышений должно сейчас же отметить: Мага — ныне начальник тюрьмы-лагеря, имеющейся в доме № 11.

Хочу здесь дать краткую характеристику только что названным лицам.

Комендант Вейс. Лощеный, щеголеватый, лет тридцати, говорят, он бывший студент рижского Политехникума. Большой формалист, но внешно корректный, в особенности с женщинами, по отношению к которым часто даже предупредительно— галантен. Характерная черта его, как, впрочем, и большинства администрации В.Ч.К., — ложь, постоянная ложь заключенным. Деятельный участник ночных экспедиций в «гараж расстрела», Вейс — «церемонемейстер» этих экспедиций,

Помощники Вейса — Андреев и Головкин — принадлежат к разряду «бесцветных чекистов»; причем Андреев— помягче, подобродушнее; Головкин — более груб, чаще впадает в транс ругательств. И Андреев и Головкин — коммунисты послереволюционной формации; до февральской революции и после нее в течение нескольких месяцев Андреев благополучно служил на одной из московских фабрик в качестве конторщика.

Из трех надзирателей латышей наиболее ярок Рыба. Молодой, красивый, с поразительно наглым лицом; ярко выраженный тип сутенера — вот Рыба. Развращенность, похотливость сквозят в каждой черте лица Рыбы. Рыба — один из палачей В.Ч.К. Рыба расстреливает. И веришь слухам о проявляемой им при расстрелах жестокости садиста — таков внешний облик Рыбы.

Адамсон — исполнительный служака, ко всему безучастный, тупой, но достаточно злой. Владеет русской речью, комично ее коверкая, а потому обе тюрьмы В.Ч.К. (и Лубянка 2 и Лубянка 11) полны имитаторов и имитаторш Адамсона. Теперь Адамсон — в «высоком чине», он — помощник коменданта внутренней тюрьмы (Лубянка 2).

Берзин — довольно добродушен и кое когда даже искренне услужлив. Причем у Берзина, несмотря и на ему свойственную сакраментальную молчаливость, всегда заметно различное отношение к «политическим» и «не политическим».

Центральная фигура Б. Лубянки, 11 — Мага — латыш со зверским злым лицом, уже немолодой, никогда почти не разговаривающий с заключенными; молчание свое Мага прерывает только для ругани и угроз, которые по отношению к «не политикам» нередки; угрозы Маги зловещи, и их невольно страшатся, зная, что Мага главный палач В.Ч. К., что в «гараже расстрела» он, Мага — главное действующее лицо. Когда в В.Ч.К. нет занятий по случаю праздничного дня, Мага все тоскливо бродит по камерам, не находя себе места. Но особенно оживлен Мага в дни, предшествующие ночным расстрелам; по оживлению палача ожидающие расстрела очень часто определяют, и безошибочно, что сегодня их «возьмут на мушку». Мага любит и поухаживать: очень часто, особенно по воскресеньям, из «дежурной надзирательской» неслись взвизгивания латышек-надзирательниц. Неоднократно арестованные могли наблюдать шутливую возню даже в коридорах тюрьмы; то Мага, иногда при участии Берзина, тоже весьма «слабого по женской части», устраивал «любовные игры» со своими компатриотками.

Перехожу теперь к следователям В.Ч.К. (пусть читатель помнит, что эти строки относятся к 1920-му году).

Специализация среди следователей В.Ч.К. была весьма точно проведена; редко, редко, когда следователь вел дело не «по своему департаменту».

Во главе секретно-оперативного отдела В.Ч.К. в описываемое время стоял некий Романовский, в дореволюционную эпоху служивший небольшим чиновником по министерству финансов. Жестокость, вероломство — черты, свойственные, конечно, всем чекистам, являются в достаточной мере подчеркнутыми и в характере Романовского. Из индивидуальных свойств Романовского должно отметить любовь к вину и к артисткам. Женатый на артистке (плохонькой артистке плохонького московского театра), Романовский частенько вращался в той сомнительной среде «жрецов и жриц сценического искусства», в которой находили и находят себе пристанище и игорный притон, и грандиозная спекуляция, и торговля спиртом, а порою к доносы и провокация. Правда, что почти все эти «жрецы и жрицы» — из отбросов сценического мира, но этих «отбросов» в сценической Москве в большевистское лихолетье развилось видимо-невидимо. Ныне Романовский отошел уже от чекистских дел.

Теперь — краткая характеристика трем следователям В.Ч.К. — Кожевникову, Луцкому и Крафту.

Кожевников — «заведывавший» социалистами-революционерами — петроградский рабочий, большевик еще до революционного периода. Отличительные черты его — ложь и наглость. Нет той гнусности, которой он не преминул бы воспользоваться в целях «уловления» социалистов-революционеров. Любопытная черта его внешнего облика — вечно опущенные вниз глаза, боязнь встретиться с допрашиваемым взорами.

Луцкий — саратовский адвокат, ведал «должностными преступлениями» и «бандитизмом». У Луцкого — обыкновенный метод «взять» допрашиваемого измором, издевкой. Луцкий обычно устраивал импровизированные экзамены допрашиваемому, взволнованному чуть ли не до потери сознания, экзамены по математике, по русской словесности, по истории, а в особенности любил Луцкий экзамены по циклу юридических наук. Интеллигентам — экзамены, крестьянину и рабочему, попавшему в его лапы — ряд вопросов политического свойства, но тоже отвлеченных, не имеющих никакого отношения к вменяемому в вину преступлению. Свойство Луцкого — корректность по отношению к допрашиваемому интеллигенту, грубость при допросах простого человека.

Должен увековечить и имя помощника Луцкого — московского присяжного поверенного Британ, который целиком воспринял все методы ведения «чекистского следствия».

Крафт вел дела «контр-революционеров». Излюбленный метод этого следователя — провокация: «наседка», которая подсаживалась по указанию самого Крафта, тут же в тюрьме В.Ч.К. вербовала «участников антисоветских заговоров». Многие «операции» (так на чекистском жаргоне называются обыски и аресты) Крафт проделывал самолично, не редко прибегая к гриму.

Несколько слов еще об одной звезде «созвездия следователей В.Ч.К.», об Ии Денисевич. Сестра жены Леонида Андреева, близкая когда то к с. — р-овским кругам, молодая, красивая Ия Денисович в 1920 г. выполняла в В.Ч. К. и роль «наседки» (была подсажена к близко ей знакомой Ол. Елис. Колбасиной-Черновой) и роль следователя по левоэсеровским делам.

Контингент содержащихся в В. Ч. К. — самый разнообразный. Пестрота необычайная. И социалисты-революционеры и бандиты; и титулованные, родовитые дворяне и арестованные за забастовку рабочие; и крупные в прошлом московские капиталисты и крестьяне-мешочники; и адвокаты из породы «дельцов-комбинаторов», и чекистские судьи и следователи, изобличенные во взятках и вымогательствах. Представители всех национальностей, вплоть до самых экзотических — также неизменные гости тюрем В.Ч.К.