Сборник - Че-Ка

В «околотке» в 6-м коридоре, где сосредоточено было в качестве обслуживающих околодок большое число эсэров, и почти все левые соц. — революционеры, чекистам так и не удалось взять двух товарищей — М. В. Останцева и В. Ф. Радченко. И Останцев и Радченко потом сами явились на «сборную», не желая расставаться с товарищами. Из живших в околотке сильно пострадал А. Ф. Чернов, которого изрядно поколотили и который явился на «сборную» босой, при чем «пара» тюремного рабочего белья была обращена в клочья. Волокли соц. — революционеров из 6-го и 12-го коридоров на «сборную» по большому церковному двору; окна выходящих на двор корпусов были облеплены арестованными — и «ка‑эрами» и уголовными; кричали: «прощайте, всего лучшего». А с 12‑го коридора неслось пение революционных песен: то «Варшавянкой» и «Кузнецами» с. д. меньшевики провожали соц. — революционеров. Сильное сопротивление в своих одиночках оказали с. — р-ы и с-р-ки МОК-а (мужской одиночный корпус) и ЖОК-а (женский одиночный корпус). В МОК-е свирепствовали не столько присланные военнопленные, сколько заведывавший одиночным корпусом царский тюремщик, а затем коммунист Качинский, избивший т. М. И. Львова. В ЖОК-е в защите социалисток-революционерок приняли участии и левые соц. — революционерки и анархистки и к. р-ки. В ответ на примененное чекистами закручивание рук и ног здесь стали обливать водою, бить метлами. Скоро весь ЖОК и МОК загудел, зашумел: то анархисты и левые с. — р-ы били окна, жгли матрасы. Так, под аккомпанемент разбиваемых оконных стекол, воя, гудения, пения революционных песен продолжали тащить эс-эрок и эс-эров на «сборную». На «сборной» нас встретила целая свора чекистов во главе со следователем по эс-эровским делам Кожевниковым, комендантом В. Ч. К. Вейсом, палачами В. Ч. К. Мага и Рыба. Нас встречали потоками брани и ругательств; кричали «расстрелять вас всех надо; какие вы социалисты, вы сволочь!» Кричали и ежеминутно угрожали револьверами и маузерами.

Военнопленным чекисты сумели уже внушить, что перед ними контрреволюционеры, врангелевские шпионы, офицеры, офицерские жены. И, как потом выяснилось уже в Ярославле, многие из караульного отряда готовы были тогда на «сборной» при малейшем сопротивлении «уложить белогвардейцев».

Когда все социалисты-революционеры собраны были на «сборной», Кожевников пытался обратиться к нам с речью: «Вы вот отказались выйти ко мне по моему зову. И вы сами…»

Речь свою он не кончил. Порывистый Федодеев оборвал его:

— С вами разговаривать никто не желает.

Кожевников изменился в лице, и, наклонившись к сопровождавшему его коменданту Папковичу, спросил:

— Кто это?

Федодеев — юноша, и так уже больше года без какой бы то ни было конкретной вины сидевший в «Бутырках», самою В. Ч. К. предназначенный «на освобождение» и потому не числившийся в списках лиц, подлежащих увозу, за свое «дерзкое обращение» просидел в Ярославле четыре месяца. Куда везут — было неизвестно. Оставалось долго неизвестным, везут ли всех вместе. Только когда все вещи были собраны, комендант В. Ч. К. Вейс шепнул т. О. Е. Колбасиной-Черновой:

— Даю вам слово, что все будете отвезены в провинцию. Все вместе.

Тюрьма, исключая социалистов, думала, что нас увозят на расстрел. Так думали многие и из низшей тюремной администрации. На следующий день слухи о нашем расстреле стали циркулировать уже по Москве.

На «сборной» иные из надзирательниц плакали, провожая эсэрок.

Вещи все собраны, снесены на грузовой автомобиль. Начинается перекличка, выкликают по списку. В списках не оказалось троих (Т. т. О. Е. Колбасина-Чернова, А. В. Федодеев, Б. М. Протопопов.). Т. т. Чернова и Федодеев заявили, что они желают разделить участь товарищей. Тов. Федодеев силою ворвался в автомобиль.

Перекличка кончилась. Все уже в автомобиле. Раздался сигнальный свисток. «Черный автомобиль», сопровождаемый двумя другими автомобилями — со стражей и с вещами загудел, тронулся.

Начинается новая жизнь. Прощай, Бутырки!

Тесно в автомобиле. Буквально, как сельди в бочке. Ни стать, ни сесть. А автомобиль, громыхая, ежеминутно встряхивая своих пассажиров, пугает встречных москвичей. Зловеще-странная процессия: грозный арестантский автомобиль, конвоируемый двумя другими автомобилями, наполненный вооруженными людьми и бесконечным количеством разных мешков и тюков.

Впечатление, производимое на прохожих, усугубляется непрекращающимся пением, несущимся из «черного автомобиля».

Сгрудившись, мы пели, пели песни старорежимного и новорежимного политического тюремного фольклора.

Пели и с настороженным любопытством слушали информацию одного из товарищей, прильнувшего к оконцу и информирующего о том, где мы в данную минуту, мимо каких более или менее достопримечательных мест Москвы проезжали. Только что пережито насилие; нервы взвинчены, все возбуждены; но в то же время какая то бодрость звучит в каждом слове неумолкающего хора, в разговорном шопоте отдельных товарищей…

Сухарева башня, Красные Ворота, Каланчевская площадь. Едем дальше. Спускаемся к Сокольникам. Куда же? Но скоро недоумение разъясняется. Автомобиль повертывает на какие то железнодорожные подъездные пути. Быстро и безошибочно решаем: Товарная станция Ярославской жел. дороги. Приехали.

Автомобиль подвез нас прямо к вагону, обычному царских времен «арестантскому вагону». Входим в вагон. Неожиданный сюрприз: в вагоне те, в защиту которых мы, Бутырцы, поднялись, запротестовали.

Объятия, поцелуи, нескончаемые расспросы о тюремном житье-бытье. Мы встретили здесь не только цекистов из «Особого Отдела», но и группу товарищей, сидевших в В. Ч. К. (Б Лубянка, 11, Т. т. Дзен, Шишкин, Чистосердов, Уланова, Полетика, Дуденастова, Солдатова, Васильев, Шмерлинг, Огурцовский, Федодеев, Донской, Берг, Колбасина-Чернова, Останцев, Кокурин, Чернов (А. Ф.), Радченко, Альтовский, Львов, Снежко (В.), Доброхотов, Затонский, Мосолов, Кузнецов, Зауербрей.) и товарищей из московских концентрационных лагерей: всего двенадцать человек. (Т. т. Гоц, Веденяпин, Тимофеев, Цейтлин, Гончаров, Раков, Артемьев, Крюков, Карпов, Ткачев, Кругликов, Штоцкий-Волк.)

Один вагон «специального поезда» занимали мы, арестанты, другой — конвой из военнопленных с женами, детьми и всяким домашним скарбом, начиная со швейной машины и вплоть до кочерги и утюгов; а еще один вагон, головной, был отведен начальству: там находились Кожевников, Вейс, Кузьмин.

Поезд буквально летел, почти не зная остановок. Казалось, что мы не в большевистской России, где черепаший шаг — синоним быстроты даже курьерского поезда, а в какой то иной стране, совершенно не знающей, что такое «больной транспорт». Да и то сказать, как было не летать: ведь спешили не то изолировать эсэров от тлетворного влияния Москвы, не то Москву от тлетворного влияния эсэров. Не знаю, кого и от чего спешили изолировать. Но спешили… — Куда же нас все таки везут? Точных данных мы не имели. Кой — какие отдельные указания говорили, что конечный пункт нашей поездки — Ярославль.