Луис Ламур - Конагер

- И у тебя тоже?

- Что значит "тоже"?

- Такое впечатление, что половина ковбоев в этом штате только тем и занимается, что гоняется за перекати-полем. Кто-то нашел в кусте записку, и пошло-поехало.

Конагер ощутил острое беспокойство.

- Записку? Какую еще записку?

- От какой-то девушки, живущей на севере - вероятней всего, на севере. Она пишет какие-то небольшие стишки или вроде того и привязывает их к перекати-полю. Чего только не придумаешь, когда слишком долго живешь один.

- Откуда известно, что она живет одна?

- Да у нее все записки об этом. Все ковбои к востоку отсюда бьются об заклад, толстушка она или худощавая, блондинка или брюнетка.

- Да у нее небось муж - косая сажень, - усмехнулся Конагер, стараясь скрыть свое разочарование. - Лучше бы ребятам угомониться.

- Ну не знаю. Как бы то ни было, она всех перебаламутила. Если так пойдет дальше, на всех ранчо в округе будет нехватка рабочих рук.

Конагер бессознательно водил пивным стаканом по столу в приливе сильнейшей досады. Ну почему человек не может иметь мечту, о которой знает он один? Да ведь следовало же догадаться, что не только ему попадались эти записки.

- Как далеко к северу находят эти послания?

- Почем я знаю! Говорят, по всему штату. Пассажиры в дилижансе только о том и болтают.

- Перекати-поле катится очень далеко. Дьявольщина! Эта женщина с тех пор могла сто раз выйти замуж да еще и завести пару детей. Как ты узнаешь, сколько лет этим запискам? - Конагер махнул бармену, прося еще пива. Кстати о женщине с парой детей, - вспомнил он, - как там поживает миссис Тил?

- У нее была трудная зима, как можешь догадаться. Я не говорил с ней уже три, а то и четыре недели. Только вижу, как они всегда машут, когда дилижанс проезжает мимо.

- А что все-таки случилось с ее мужем?

Мак-Клауд пожал плечами.

- Он вез деньги. Она говорила, четыре сотни золотом. Ты же сам знаешь, что так просто деньги не провезешь - если только не проявлять особую осторожность. И все равно что-то случается. Разве мало мы знаем людей, которые однажды уехали и попросту исчезли? Несколько лет назад мы нашли в прерии пустой дилижанс. Лошади паслись у дороги, а возница и два пассажира как сквозь землю провалились. Мы так и не узнали, что там произошло. То ли они что-то такое увидели в поле и пошли поглядеть, то ли вылезли из повозки на крутом подъеме, а лошади чего-нибудь испугались и понесли... Да мало ли что! Долго человек не протянет в прерии без лошади и без воды.

Утром Конагер медленно поехал на восток, проверяя по пути кусты перекати-поля. Ему попадались старые, прошлогодние кусты, и единственную записку, которую он нашел, дождь и снег испортили окончательно.

На четвертый день он увидел на севере тонкий столбик дыма, поднимавшийся, как он знал, над хижиной Тилов, и решительно повернул туда коня. Не проехав и пятидесяти ярдов, обнаружил следы по меньшей мере дюжины всадников, следовавших в том же направлении. Трава только-только начала распрямляться; должно быть, после их проезда не прошло и часа. Придерживаясь низин - хотя какие там низины на этой почти идеально плоской равнине? поехал по следу, стараясь не привлекать к себе внимания. В высокой траве следы найти трудно, но, похоже, лошади не были подкованы.

- Что ж, малыш, - сказал Кон своему коню, - скипидарь пятки! Придется немного поторопиться.

И, пустив коня галопом, привстал в стременах для лучшего обзора. Вот появился дом Тилов, и там вроде бы все спокойно. Мальчик во дворе рубил дрова; вот он поднял топор, вот опустил... спустя мгновение донесся звук раскалывающегося полена.

Он помчался во весь опор и на всем скаку влетел во двор.

- Лабан, где твоя мама и сестренка?

- Здравствуйте, мистер Конагер! Они на холме собирают зелень. Что случилось?

- Бегом в хижину и готовься к бою. Индейцы где-то рядом. Я заберу женщин!

Выдернув винчестер из чехла, проводил взглядом мальчика, бросившегося к хижине, и галопом поскакал вверх по склону холма. Эви и Руфь спускались ему навстречу. Он осадил коня.

- Быстро! Ногу в стремя, с обеих сторон! Живее!

- В чем дело? - испугалась Эви.

- Апачи, - коротко бросил он, подхватил обеих и спустился вниз к хижине. - Быстро в дом, - скомандовал он, спешился, распахнул ворота сарая и завел туда коня.

По дороге к хижине он понял, что индейцы уже здесь. Прятаться было поздно, хотя он заметил дула двух ружей в бойницах и знал, что апачи их тоже заметили.

Отряд из одиннадцати бойцов приближался с востока, ведя лошадей под уздцы. Все воины в боевой раскраске. Кон остановился у двери хижины, чуть в стороне от бойниц.

Одного из воинов он знал по имени, по крайней мере троих - в лицо. Великий вождь Бенактини, называемый часто Бенито, был храбр и умен не только в бою.

- Привет, Бенито, - приятельски небрежно приветствовал его Конагер. Вы не слишком далеко забрались на север?

- Эти горы, - Бенито простер руку по направлению к Моголлонам, - наше место. Наша земля.

- Времена меняются, - светским тоном возразил Конагер. - Я слышал, что вы теперь живете в горах Сьерра-Мадре, в Мексике.

- Мы жил там, - мудро ответил индеец. - Очень много белый солдат приходил.

- Разве солдаты когда-нибудь волновали Бенито? - сказал Конагер. Никто не мог бы принудить Бенактини и его воинов. Бенактини ушел, потому что он так захотел. Он ушел к далеким горам, где много быстрых ручьев и густых деревьев, и был счастлив там.

Выражение лица Бенактини не изменилось. Конагер знал, что это очень гордый человек.

- Ты прав, - промолвил апач. - Никто не мог бы принудить Бенактини. Но это тоже моя земля.

- Когда-то эта земля принадлежала вам, - согласился Конагер и затем добавил лукаво, с невинным выражением на лице: - А еще раньше это была земля мимбров.

- Мы отобрал земля у мимбров, - гордо подтвердил Бенактини.

- Но потом вы ушли отсюда, и пришли белые люди. Много белых людей, и они все прибывают. Их так же много, как травинок на равнине Святого Августина, и на месте каждого убитого встает пятеро новых. По мне бы, лучше поменьше убитых, - добавил Конагер, - потому что мне нравится эта земля как она есть, без такого множества народа.

Бенактини сменил тему:

- Ты здесь мужчина? Здесь жил только женщина и два -молодых.

- Они мои друзья. Я их защищаю. Их друзья - мои друзья, их враги - мои враги. Хорошо, что вы пришли с миром. Я буду рад, если мой друг Бенактини станет их другом.

Бенактини взглянул на него, пряча в глазах тень усмешки, ибо до этой встречи они с Конагером едва ли перебросились парой слов, хотя немало слышали друг о друге.

- Кажется, ты сказать о мире, - произнес Бенактини. - Значит, ты бояться?

- Ты любишь шутить. - Конагер употребил выражение, которое слышал от армейского офицера в разговоре с апачами. - Мне нет нужды бояться. У меня нет врагов.