Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

В довершение ко всему пришли тревожные вести из Швеции.

Собравшийся в Стокгольме сейм, не желая допускать подкупов и разных неблаговидных проделок, которые дозволяли себе иностранные министры в Стокгольме, воспретил всем, занимающим какие-либо государственные должности, иметь какие-либо прямые или косвенные сношения с иностранными министрами. В то время, как пишут, не пользовался популярностью в Стокгольме русский министр Михаил Бестужев-Рюмин, и за ним и его действиями следили там очень зорко. В ночь на 8 марта 1741 года у Бестужева был первый секретарь канцелярии по иностранным делам барон Гилленштиерн — враг французской и друг русской партии; по выходе на улицу его схватили и подвергли немедленному строгому допросу. Гилленштиерн был сначала приговорен к смертной казни, но потом его только выводили несколько раз к позорному столбу и посадили в тюрьму на всю жизнь.

Лестока обуял страх при известии об аресте Гилленштиерна. Последний мог знать как первый секретарь по иностранным делам о тайных сношениях Елизаветы с Гилленборгом и передать обо всем Бестужеву-Рюмину, который не замедлил бы сообщить о том правительнице Анне.

Елизавета Петровна, узнав новость от Лестока, сочла нужным прекратить связь с послами шведским и французским.

Мысль о раскрытии заговора не покидала ее. К тому же она узнала: капитан Семеновского полка, ее явный сторонник, находясь в карауле, во дворце, был обласкан Антоном-Ульрихом и получил от него невесть за что триста червонцев. Коим-то образом донеслось до нее не оформившееся еще соображение, высказанное в разговоре между Остерманом и Антоном-Ульрихом, о пострижении ее в монахини. Ей уже виделось, как отрезают косу и везут в дальний монастырь.

Она замкнулась.

Во Франции и Швеции ее молчание вызвало замешательство.

На Пасху, 29 марта 1741 года, все здешние и иностранные министры и прочие обоего пола знатнейшие особы, будучи у двора, ее Высочество Правительницу «всенижайше» поздравляли. В служении литургии участвовали протодьякон Петропавловского собора отец Михаил да дьякон церкви Рождества Пресвятая Богородицы Никифоров.

С первого дня Пасхи и до пятницы каждый день при дворе были банкеты.

Бывший духовник императрицы Анны Иоанновны, протоиерей отец Василий, приглашенный в Петербург на празднования, с радостью встретился с другом юности архимандритом. У него в обители и остановился.

Снег сошел. Заметно припекало солнце. Звонили колокола монастырские. Отслужив обедню, из церкви направились в трапезную, завороженные солнечным днем, остановились на полдороге.

— Не люблю при дворе бывать, — признался архимандрит, — здесь душой отдыхаю. Бесы во дворце-то, — прибавил он после молчания. — С каким торжеством при Анне Иоанновне празднование свершалось. Ты же в прошлом году, на Пасху, с протоиереем Слонским Божественную службу отправлял, помнишь. А ныне? Веры они не нашей, при дворе-то. Та же Лизавета, Петра дочь, не может службы отстоять, по храму с места на место ходит, точно бес ее толкает, а то и бежит от литургии-то.

— Сказывали мне о ее походах в Троице-Сергиеву лавру, — отозвался отец Василий. — Пройдет верст несколько и на отдых устраивается. Стол скоромный. Дня два отдыхает, катается верхом, на охоту соколиную ездит, а от нее приустав, далее движется либо в первопрестольную возвращается.

Оба замолчали, слушая звон колоколов праздничный.

— Вся жизнь государей на Руси всегда проходила не столько в государственных занятиях, сколько в церковных службах, — произнес архимандрит. — Так же, насколько могли, старались устраивать свою жизнь и все государевы холопи и сироты. Набожность и любовь к своей Руси святой русских отличали с того ж. Смутное время, поднявшее бурями своими с русской земли весь ее сор и плевелы, ознаменовавшееся таким множеством измен, душепродавств и кровавых деяний, показало вместе с тем и то, как крепок грунтовый слой земли и какие сокровища дорогие заключаются в нем. Сколько имен, сколько подвижников, страдальцев за Православие вызвало на великие подвиги — Йов, Гермоген, Дионисий. А князь Пожарский, Минин, Сусанин Иван? А сотни всяких земских людей, в любви, совете и соединении поднимавшихся со всех концов России спасать Москву, святые церкви Божии, веру истинную?

— Милосердие к нищим, убогим и страждущим в тюрьмах, — вставил собеседник.

— Да, отец Василий, царь с царицей всегда напоминали сильным и богатым людям о чувствах христианской любви к людям слабым и убогим. Кой же пример даст России иноверец али под иноверцами ходящий?

— А ведь прав ты, отче, с Петра, с Петра Русь раздвоилась, — сказал протоиерей. — Иноземцы, ему благодаря, в Россию хлынувшие, большой соблазн произвели в православных. Не замечая того, подражая обычаям иноземным, многие принялись заимствовать и верования их. Сколько их, заблудших, склонясь к протестантству, начинали смеяться над иконами, постами. До отступничества доходили и измены своей родине.

— Какова яблоня, таков и плод, — отозвался тихо архимандрит. — Каков родитель, таковы и детки. — Он вздохнул. — В одно верю, церковь наша жива, жив станется и дух православный.

— Помоги нам, Боже, — перекрестился протоиерей.

Оба замолчали. Звон колоколов стих, и через некоторое время из двери колоколенки вышел молодой, красивый лицом монах и, увидев архимандрита и гостя его, попросил благословения.

— Благослови тебя, Господи, — проговорил архимандрит и осенил его крестом.

11 апреля 1741 года, в Дрездене, был заключен трактат между Римскою империей и курфюрстом саксонским о взаимопомощи против короля прусского, занявшего Силезию. Для этого уполномочены были: со стороны римской империи граф Вратислав, а со стороны Саксонии — граф Брюль. В конференциях принимал участие патер Гуарини, у которого уполномоченные с обеих сторон постоянно собирались для переговоров. Россия была приглашена присоединиться к этому трактату, и копия с него сообщена Петербургскому кабинету послом Римской империи маркизом де Ботта.

Прежний официальный сват Анны Леопольдовны, маркиз Ботта ди Адорно, входил в число довереннейших людей правительницы. В Петербург был назначен по ее желанию.

При содействии Остермана и Линара маркиз де Ботта склонял правительницу к интересам Римской империи.

Франция срочно направила своего посла к Фридриху с предложением оказать помощь Пруссии. Тот мчал без остановок по территории Германии, в роскошном экипаже, торопясь выполнить поручение. (Король Пруссии даст согласие на союз с Францией, но предъявит условие — открытие военных действий между Россией и Швецией. В июне 1741 года Фридрих категорически объявит французскому двору, что не исполнит своего обещания, если шведы сейчас же не начнут военных действий.)