Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Так и видится: смертельно больной, теряющий сознание и речь, Петр I противится желанию Екатерины Алексеевны завладеть престолом. Не мог он не чувствовать, не предугадывать этого.

И прусский посланник Мардефельд свидетельствует (депеша от 8 февраля 1725 года), что при жизни Петра I, помимо его воли, вопрос о престолонаследии был решен в пользу Екатерины: «За несколько дней пред тем он простился с своим семейством и с офицерами гвардии, хотя и был до того слаб, что уже не мог говорить… Ненависть нации к императрице достигла своего предела… Как только царь простился с гвардейскими офицерами, Меншиков повел их всех к императрице. Последняя представила им, что она сделала для них, как заботилась об них во время походов и что, следовательно, ожидает, что они не оставят ее своею преданностью в несчастье. На это поклялись они лучше согласиться умереть у ее ног, чем допустить, чтобы кто-нибудь другой был провозглашен».

При последних минутах жизни Петра I, Екатерина находилась у его постели, заливаясь слезами и делая вид, будто ничего не знает о том, что только недавно произошло.

Сквозь всхлипывания произносила она слова молитвы: «Господи, прими душу праведную».

Петр I умер 28 января, в пять часов утра.

Феофан Прокопович поклянется пред собравшимся народом и войсками, что государь на смертном одре сказал ему: одна Екатерина достойна следовать за ним в правлении. Вслед за тем Екатерину провозгласят императрицей и самодержицей и принесут ей присягу.

Она окажется на престоле не по праву наследства, не по воле супруга, а велением Меншикова, помощью Феофана Прокоповича и тайного советника Макарова.

Говорить о правах великого князя Петра Алексеевича на престол отныне будет считаться уголовным преступлением.

И все же он взойдет на царство…

Оказавшись на престоле, Екатерина I поспешила оградить великого князя от влияния бояр Лопухиных и австрийской императорской четы.

В частности, сурово обошлась с Евдокией Лопухиной — своей давней соперницей.

Из глухого Воскресенского монастыря, волею Екатерины I, родная бабка великого князя Петра Алексеевича была переведена под стражею 200 человек в Шлиссельбург, где содержалась в строгом заключении.

«В 1725 году, обозревая внутреннее расположение Шлиссельбургской крепости, — вспоминал голштинский камер-юнкер Берхголц, — приблизился я к небольшой деревянной башне, в которой содержится Лопухина. Не знаю, с намерением или нечаянно, вышла она и прогуливалась по двору. Увидя меня, она поклонилась и громко говорила; но слов за отдаленностью нельзя было расслышать».

Что касается венского двора, душой которого была императрица Елизавета — родная тетка великого князя, то достаточно привести высказывание прусского короля Фридриха I, содержащееся в письме к посланнику в России Мардефельду от 10 марта 1725 года:

«Мы ясно предвидим, что злейшим врагом правления Императрицы (Екатерины I. — Л.А .) окажутся венский и королевско-польские дворы».

Любопытны последующие строки его письма: (венский двор) «намереваясь покровительствовать молодому Великому Князю и поддерживать мнимое право его на престолонаследие, замышляет послать в Петербург особого посла для этого дела».

Впрочем, граф П. А. Толстой, дабы дети царевича Алексея Петровича (Наталья и Петр) и впредь не могли домогаться престола, озаботился включить в манифест о восшествии на престол государыни слова о том, что ей одной принадлежит державное право назначать себе преемника или преемницу.

После гибели отца, в 1718 году, великий князь Петр Алексеевич и его сестра остались сиротами.

Мать — кронпринцесса Шарлотта-Кристина, умерла еще ранее — в 1715 году, через десять дней после рождения сына, так и не переменив лютеранской веры. Малыши остались под надзором гофмейстерши Роо, родом немки.

Роо на посту надзирательницы сменили две вдовы — портного и трактирщика. Чтению и письму Петра обучал танцмейстер Норман.

В 1719 году, в апреле, скончался сын императора и Екатерины Алексеевны царевич Петр Петрович — надежда и любовь отца. Едва ли не эта смерть и сломила Петра Первого.

Из мужчин в роду Романовых, кроме государя, оставался его внук.

В те дни в Петербурге произошло одно событие, о котором стоит рассказать.

28 апреля 1719 года П. А. Толстому донесли, что 26 апреля Степан Лопухин — троюродный дядя великого князя Петра Алексеевича, явился вечером в Троицкую церковь, где собрались для встречи тела умершего царевича Петра Петровича люди разного звания. (Лопухин питал к государю чувство неприязни и даже вражды. Не мог простить гибели царевича Алексея и начавшихся гонений членов семьи опальной царицы).

Став у клироса, Лопухин переглядывался с двумя знакомыми и про себя посмеивался. Один же из тех его знакомых говорил другому: «Для чего ты с Лопухиным ссорился: еще де ево, Лопухина, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, и впредь время». При допросе выяснилось: «свеча, которая не угасла — великий князь Петр Алексеевич» и пока он жив, надежда на возможность возвышения для Лопухина не пропадет. В судьи по этому делу привлекли именитых царедворцев. Лопухин говорил, что и в мыслях не имел радоваться царскому горю, а в церкви смеялся оттого, что знакомые его — соперники по земельной тяжбе, и их совместное появление в пьяном виде на вечерне в церкви рассмешило его. Судьи ему не поверили, а решили, что он «смеялся якобы радуясь такой прилучившейся всенародной печали», за что приговорили «учинить ему наказание, вместо кнута бить батоги нещадно и сослать его с женою и детьми в Кольский острог на вечное житье». Что и приведено было в исполнение.

Забегая вперед, скажем: Лопухин станет камергером императора Петра II и будет, пожалуй, единственным, кто мог бы рассказать правду о причине его смерти. Но об этом позже.

Великому князю Петру Алексеевичу шел десятый год, когда Екатерина I воцарилась на троне.

Ничем он не обещал походить на деда.

Душою и обликом напоминал более мать, обладавшую нежным характером и добротою. Народу были по душе его великодушие и снисходительность, свидетельствовавшие, что у вероятного наследника престола есть все качества, необходимые для примерного государя.

В правнуке Алексея Михайловича видели надежду на воскрешение былого.

Время было тревожное.

То тут, то там арестовывали простых людей, которые отказывались присягать императрице-иноземке, напустившей «порчу» на своего супруга. Поговаривали, что Петр Первый «вручил свое государство нехристианскому роду». На иностранцев нападали на улицах, сводя с ними счеты.

Впрочем, принятые правительственные меры на какое-то время навели порядок в столице, но все помнили как шайка из девяти тысяч воров, предводительствуемая отставным русским полковником, задумала сжечь адмиралтейство и убить всех иностранцев (тридцать шесть членов шайки были схвачены, посажены на кол и повешены за ребро).