Владимир Борухович - В мире античных свитков.

Из этого первобытного искусства и родилось письмо, которое на первоначальной стадии своего развития было рисуночным: мы называем передачу информации с помощью рисунков пиктографией . Рисунок как информационный знак продолжает применяться до настоящего времени в системе дорожных знаков, различного рода указателях, вывесках и т. п. Египетские и хеттские иероглифы, шумерийская клинопись, критское и микенское линейное письмо, китайская письменность — все они происходят от рисунка, служившего первоначальным знаком письма [7] Нельзя считать простой случайностью, что русский глагол «писать» первоначально означал и «рисовать» (ср. выражения «писаная красавица», «писать картину»). . В пиктографии туземных обитателей Аляски абстрактное понятие «ничего» обозначается знаком, изображающим человека с широко разведенными руками [8] Iensen H. Die Schrift. Berlin, 1969, S. 36. . Поразительно, что эта же идея пришла в голову и индейцам Майя с Юкатана и древним египтянам, у которых мы находим точно такой же рисунок иероглиф с тем же значением. Но, конечно, совершенно естественно, что для понятия «дитя» и в древнем Египте и в столь удаленном от него Китае использовалось изображение ребенка, сосущего палец.

Один из древнейших памятников египетской письменности, известных нам, относится приблизительно к 2850 г. до н. э. и происходит из Иераконполя [9] Iensen H. Op. cit., S. 49. . Это так называемая «палетка Нармера», представляющая собой пластину из зеленого шифера с рельефными изображениями по обеим сторонам. На одной стороне повествуется о том, как царь Верхнего Египта (это видно по бутылкообразной короне на его голове) покорил область Нижнего Египта, Дельты. Имя царя, помещенное в самом верху таблетки, начертано с помощью двух иероглифов, изображающих рыбу и бурав. Название покоренной страны передано иероглифами, изображающими гарпун и озеро [10] Согласно Гардинеру (Gardiner A. Egyptian Grammar, 1957, p. 7) этими иероглифами начертано имя царя вражеской страны. . Выше этих иероглифов изображен сокол (символ бога Хора, покровителя Верхнего Египта — и одновременно символ самого фараона), который держит в когтях веревку, привязанную к вросшей в землю человеческой голове. Из земли подымаются шесть листьев, что указывает на шесть тысяч поверженных врагов (иероглиф, изображающий листок лотоса, служил для обозначения тысячи). В нижнем ряду фигур мы видим двух врагов царя, поверженных ниц. Над одним из них помещен зубчатый четырехугольник со знаком внутри (очевидно, название крепости, захваченной фараоном).

Рисунок, прибитый эскимосами Аляски к оставленному жилищу. Крайнее справа изображение — жилище, ближайшая к нему фигура символизирует понятие «питаться» (рука, протянутая ко рту). Фигурка с широко раскинутыми руками обозначает понятие «ничего». В целом весь рисунок сообщает, что в оставленной эскимосами хижине нечего есть. (H. Jensen. Die Shrift. B., 1969, S. 36, Abb. 26).

На другой стороне таблетки мы видим фараона уже в короне Нижнего Египта победно шествующим по полю битвы. Перед ним выступает визирь с письменным прибором в руках — по-видимому, для того, чтобы регистрировать число убитых врагов. На поле лежат уложенные в ряды обезглавленные трупы врагов. Шествие возглавляют четыре знаменосца с гербами подчиненных фараону номов.

Описанные барельефы представляют собой настоящую историческую хронику, повествующую о победе, одержанной царем Верхнего Египта. Здесь сохраняет значение пиктографический способ передачи информации — хроника начертана знаками, еще близко стоящими к рисуночному письму. Но тут же мы сталкиваемся и с достигшим определенного развития фонетическим письмом — иероглифы, передающие собственные имена, являются фонограммами, фонетически написаны слова «визирь», «служить».

В египетском иероглифическом письме рисунок-идеограмма (знак, передающий понятие) стал превращаться в фонограмму (знак, передающий звук или группу звуков) очень рано. Превращение идеограммы в фонограмму означало, что предметное значение рисунка уже оставлялось без внимания, и в зарождающейся системе письма сохранялась лишь звуковая сторона знака (принцип «ребусного» написания: так, русское слово «колчан» можно передать рисунком, изображающим этот предмет, и тогда перед нами будет идеограмма, но это же слово можно передать двумя рисунками, из которых один будет изображать кол, а другой — большой сосуд, чан, и тогда оба эти знака будут фонограммами). В языках семито-хамитской группы, к которой принадлежал язык древних египтян, смысловое значение слова определялось прежде всего составом согласных, и поэтому создавалась возможность одной фонограммой передавать слова, имевшие одинаковый состав согласных, следующих в том же порядке. Поэтому знак «корзина» ( «неб» по-египетски) стал обозначать все слова, имевшие такой же состав согласных — например, существительное «господин», прилагательное «каждый», глагол «плыть» и т. д. Но здесь могла возникнуть двусмысленность, и чтобы ее избежать, египтяне использовали различные вспомогательные знаки и детерминативы — идеограммы, указывающие, к какому классу понятий относится слово, или же точно конкретизирующие понятие, написанное с помощью фонограмм. Кружок с точкой посредине был идеограммой солнца и читался Рэ . Но когда нужно было написать имя бога Ра, рядом с этим иероглифом помещался детерминатив, изображение сидящего божества. Когда идеограмма должна была быть употреблена в «прямом» идеографическом значении, под ней (или рядом) ставился диакритический знак, вертикальная черта, означающая «так читай!». Фонограммы египетского иероглифического письма могли обозначать один, два, три и даже четыре согласных звука, причем число знаков, обозначающих один согласный, было доведено до 24. Это давало возможность создания чисто фонетического (буквенного) письма, но этот принцип так и не был осуществлен в древнеегипетской письменности. Создателями буквенного письма обычно считаются финикийцы, от которых знаки письма усвоили греки, и уже от них все остальные народы Европы.

Превращение идеограмм в фонограммы позволило написать слова, которые невозможно было передать с помощью рисунка — наречия, прилагательные, служебные слова и т. п. Разумеется, процесс превращения идеограммы в фонограмму был длительным и сложным; при этом немалую роль играла структура самого языка [11] Иенсен справедливо отмечает, что система иероглифической китайской письменности как нельзя более подходит к характеру китайского языка с его изолирующей, лишенной флексии системой. Заменить ее чисто фонетическим слоговым или буквенным письмом не представляется возможным (Указ. соч., с. 170). .