Питер Хизер - Падение Римской империи

Каковы бы ни были ее истоки, способность варваров овладеть ключевыми укрепленными центрами явилась тяжелым стратегическим потрясением для Римской империи. Неприступные города-крепости были важнейшей опорой той власти, которую империя осуществляла на своих землях. Однако скол ь бы серьезное значение ни имел захват Виминация и Наисса, самым главным в этот момент было то, что гунны выбрали для своего первого конфликта с Константинополем то самое время, когда на Сицилии концентрировались объединенные экспедиционные силы Востока и Запада с целью попытаться отвоевать Карфаген у вандалов. Как мы уже отмечали, большая часть восточноримских войск, предназначенных для участия в этой экспедиции, была взята из состава полевых армий на Балканах, и об этом, вне всяких сомнений, гуннам было хорошо известно. Информация слишком свободно преодолевала римскую границу, чтобы можно было сохранить в тайне переброску значительного количества войск из пунктов их обычной дислокации {318} 318 Аммиан Марцеллин (XXXI. 10. 3–5) дает отличный пример разведывательной деятельности по обе стороны границы начиная с зимы 377/78 г. Алеманны узнали о перемещениях римских войск от отставного гвардейца; кроме того, они осуществляли наблюдение своими силами. . Я полагаю, что, с такой готовностью согласившись поднять размер ежегодной дани до 700 фунтов золота в начале правления Аттилы и Бледы, власти в Константинополе попытались купитьсебе достаточно длительную передышку, чтобы осуществить африканскую экспедицию. Если так, то эти планы с треском провалились. Откупиться от гуннов не удалось; напротив, те решили еще больше воспользоваться временным ослаблением римлян и, предвкушая грабеж, двинули свои полчища через Дунай. Таким образом, властям в Константинополе не оставалось иного выбора, кроме как отозвать войска с Сицилии; после беспрецедентной утраты трех крупных баз — Виминация, Марга и Наисса (хотя последний, вероятно, еще не был взят, когда отдавались соответствующие приказы) — едва ли можно их за это винить. Теперь гуннские войска прочно оседлали главную военную дорогу через Балканы и нацелились непосредственно на Константинополь. Даже не приближаясь к Северной Африке, первая военная акция Аттилы вынудила обе половины империи отказаться от проекта чрезвычайной важности. Гунны нанесли римскому миру стратегический удар, последствия которого по своим масштабам ничем не отличались от того, который был нанесен персами двумя столетиями раньше. Однако история Аттилы Гунна на этом, разумеется, не кончается. У него был длинный послужной список, и в течение следующего десятилетия обеим половинам Римской империи предстояло ощутить его мощь.

Первый стратегический удар, нанесенный римскому Западу начавшейся гуннской агрессией в 440-х гг., достаточно хорошо освещен в источниках, тогда как в отношении других аспектов правления Аттилы ясности меньше. Будучи неграмотными, когда они впервые обрушились на границы Европы в 370-х гг., гунны оставались такими же и 70 лет спустя, поэтому их повествований даже о величайших своих правителях не существует. Наши римские источники, как всегда, в гораздо большей степени посвящены политическому и военному натиску чужеземных племенных объединений на границы империи, нежели рассказу об их внутренних делах, поэтому всегда есть сугубо интересные моменты (особенно в области внутренней истории этих объединений), которые получают мало освещения или не получают никакого. Как и в случае с Олимпиодором для первых двух десятилетий V в., нам остается лишь оплакивать утрату «Истории» одного римского автора: это человек по имени Приск (уже цитированный в этой книге), выходец из города Пания во Фракии. Однако нам вновь повезло, поскольку несколько значительных извлечений из его «Истории» сохранилось в трудах лишенного реальной власти византийского императора X в., которого звали Константин VII Порфирогенет.

Прозвание «Порфирогенет» является ключом к пониманию драмы этого средневекового императора. Рожденный в 905 г., он был сыном императора Льва VI Мудрого, который умер, когда Константину было всего лишь семь лет. X в. стал временем имперской экспансии, когда политическое единство исламского мира рухнуло, а его обломки в приграничных областях Малой Азии и на Ближнем Востоке сделались легкой добычей византийских армий. Военные победы влекли за собой регулярное распределение добычи и земельных владений, в результате чего в Константинополе появился слой самоуверенных и честолюбивых военачальников, которые конкурировали друг с другом в борьбе за политическую власть. Константин, однако, обладал неоспоримым преимуществом, действительно родившись в пурпуре. Это обстоятельство сделало его идеальным источником легитимности, впоследствии распространенной на одного победоносного полководца (в результате брачного союза или вследствие возведения его в ранг соправителя). Однако именно здесь и коренилась проблема. Протеже императора стал настолько могущественным, что лишь втечение последних 14 лет своей жизни, с 945 по 959 г., Константин VII формально являлся единственным правителем империи, хотя даже тогда был скорее номинальной фигурой {319} 319 О его жизни и событиях того времени см.: Toynbee, 1973; Runciman, 1929. . Во время длительных промежутков политической бездеятельности, перемежавшихся случайными событиями, достойными упоминания, его царствование походило на правление императора Гонория, о драме которого мы говорили в V и VI главах. Но если Гонорий, насколько нам известно, почти ничем не занимал свой досуг, за исключением переживаний по поводу очередной узурпации, то Константин VII посвятил себя Культуре с большой буквы. В частности, его тревожило то обстоятельство, что Византия теряла связь со своим классическим наследием.

Он замыслил фантастический проект сохранения классического знания посредством объединения извлечений из всех значительных трудов античности: «Осознав всю необъятность этих сочинений, о которой затруднительно даже помыслить и которая представляется мне совершенно непреодолимой и тяжкой, я почел за благо разделить ее и расположить в порядке, чтобы сделать широко доступным все то, что она содержит полезного» — так он сам говорит в предисловии к одной из своих компиляций. Предполагалось создание грандиозного свода в составе 53 книг с такими несопоставимыми названиями, как «Извлечения о победах» или «Извлечения о народах». Нам известны названия 23 книг, однако целиком или частично из них сохранились лишь четыре {320} 320 То, что мы располагаем частью 50-й книги, свидетельствует о том, что из корпуса в 53 книги некогда существовала большая часть; цитата взята из «Предисловия» к извлечениям Константина «О добродетелях и пороках». . Они одни составляют шесть объемистых томов в прекрасном современном издании; считается, что это лишь 1/35 изначального проекта Константина. Единственной из всех этих книг, пережившей Средние века без потерь, оказался уникальный манускрипт под номером 27 — «Извлечения о посольствах». Этот труд делится на две части: «Посольства от римлян к чужеземцам» и «Посольства от чужеземцев к римлянам». Впрочем, даже эта книга уцелела лишь чудом. Рукописный оригинал погиб во время пожара в королевской библиотеке Эскориала (Мадрид) в 1671 г., но, к счастью, прежде с него была снята копия {321} 321 Подробнее о проекте Константина см. Lemerle, 1971, р. 280–288. . Обе половины рукописи под номером 27 содержат обширные выдержки из «Истории» Приска, навеки обязывая нас перед памятью Константина. Без них наши знания об Аттиле были бы практически сведены к нулю.