Питер Хизер - Падение Римской империи

Однако на более длительном временном этапе мирная передышка оказалась всего лишь иллюзией, и череда гуннских властителей добилась чего-то вполне сопоставимого с тем, чего добились Сасаниды на Ближнем Востоке. Впервые в истории Римской империи гуннам удалось сплотить большое количество европейских соседей Рима в нечто похожее на противостоящую империи сверхдержаву.

Всю мощь этой вновь возникшей экстраординарной военной машины первой ощутила на себе Восточная Римская империя, чьи города на Балканах сильно пострадали в 441–442 гг. и вновь в 447 г. После двух поражений в ходе кампании 447 г. восточноримские власти были не в состоянии нанести удар по державе Аттилы. Поэтому в 449 г. они были вынуждены прибегнуть к той самой попытке устранения Аттилы, к которой невольно оказались причастны Максимин и Приск. Впрочем, Аттила не позволил Константинополю «соскочить с крючка». Отказавшись обсуждать проблему перебежчиков и повторив свое требование создать санитарный кордон поту сторону дунайской границы, теперь он потребовал еще и того, чтобы восточноримские власти сосватали его секретарю, римлянину по рождению, жену знатного происхождения с подобающим ей приданым. В том случае, если бы эти требования не были удовлетворены, они, вероятно, могли бы послужить в качестве повода к войне, и постоянная активность Аттилы свидетельствует о том, что он деятельно готовил еще одно крупномасштабное вторжение на Балканы.

В 450 г. дипломатическая тональность должна была резко измениться. Очередное римское посольство направилось по тому самому пути, который в предыдущем году проторили Приск и Максимин. В состав этой миссии входили Анатолий, один из двух высших военных чинов при восточноримском дворе (magister militum praesentalis), и Ном, магистр оффиций (magister officiorum). Анатолий был хорошо знаком Аттиле, поскольку вел с ним переговоры о заключении перемирия, которое последовало за гуннскими победами в 447 г. Едва л и стоит представлять себе более блестящий дипломатический дуэт: одно из условий Аттилы заключалось в том, что он будет иметь дело лишь с самым знатным послом.

Римская версия того, что произошло далее, изложена Приском: «Поначалу Аттила говорил с ними надменно, но в дальнейшем он был обезоружен обилием их даров и смягчен их льстивыми речами». В итоге «Аттила поклялся, что будет соблюдать мир на прежних условиях, очистит римские владения вплоть до берегов Дуная и перестанет поднимать вопрос о перебежчиках, если римляне ему гарантируют, что впредь не станут принимать у себя бежавших от него людей. Он отпустил и Вигилу… и многих пленников без выкупа, из уважения к Анатолию и Ному, которым были подарены кони и шкуры диких животных» (Prisc., fr. 15.4, p. 299).

Нечасто переговоры на столь высоком уровне завершаются столь удачно. В Константинополь послы возвращались в приподнятом настроении, везя с собой секретаря Аттилы, которому предстояло обрести достойную супругу. Впрочем, вскоре выяснилось, что Аттила урегулировал свои отношения с Константинополем не потому, что он, в соответствии со стереотипным восприятием варвара, был побежден хитроумием своих восточноримских партнеров, но потому, что он стремился обезопасить свой восточный фронт, замыслив осуществить широкомасштабное вторжение в пределы Западной Римской империи.

Как пишет Приск, задумать очередной набег Аттилу подвигла жажда новых великих завоеваний, в которых он видел осуществление той самой судьбы, что была предначертана ему богами и удостоверена обнаружением Марсова меча, — судьбы завоевателя всего мира. Во время своей посольской миссии Приск летом 449 г. стал свидетелем того, как Аттила, по его мнению, с безрассудной гордыней отнесся к послам, прибывшим из Западной Римской империи. После этого повествование естественным образом обратилось к оценке Аттилы, и Приск с удовольствием процитировал то, что один из послов высказал по этому поводу: «Великая удача [Аттилы] и то могущество, которое она ему даровала, сделали его настолько надменным, что он не принимает никаких советов, если не уверен в том, что они идут ему на пользу. Ни один из прежних правителей Скифии… никогда не достигал столь многого за столь краткий срок. Он властвует над островами в океане [Атлантическом, или Западном] и, помимо всей Скифии, даже римлян заставил платить ему дань… Чтобы расширить пределы своей державы, теперь он намерен идти войной на персов» (Prisc., fr. 11. 2, p. 277).

Затем кто-то спросил, каким образом Аттила предполагает добраться до Персии из Центральной Европы, на что последовал ответ: гунны помнят о том, что, двигаясь все время вдоль северного побережья Черного моря, можно попасть в Персию, обойдя стороной римские владения. Безусловно, это так, однако переход через Кавказ требовал очень много времени, когда же гунны осуществили этот переход в последний раз (насколько нам известно, это произошло в 395–396 гг.), они кочевали в Северном Причерноморье, а не на Большой Венгерской равнине, которая расположена намного западнее. Таким образом, грандиозные завоевательные планы строились на основании полузабытой географии: здесь налицо было исключительное стремление к завоеваниям, намеревавшееся поглотить весь известный тогда мир.

Впрочем, как нам известно, Аттила предпочел двинуться на запад. Источники предлагают множество объяснений, почему он поступил именно так. Согласно одному особенно пикантному слуху, рожденному в придворной среде, Аттила двинул свои полчища против Западной Римской империи, потому что сестра западноримского императора Валентиниана III, весьма энергичная и предприимчивая дама по имени Юста Грата Гонория, предложила себя ему в жены вместе с половиной Западной Римской империи в качестве приданого. Предположительно, она послала ему камею со своим портретом, а также письмо, и этого оказалось достаточно, чтобы его заинтриговать. Гонория была дочерью знаменитой Галлы Плацидии, которая сама нашла свою любовь у варваров (как мы видели в VI главе), в 410-х гг., выйдя замуж за Атаульфа, шурина Алариха, и родив ему сына, Плацидия, располагавшая готской гвардией, обладала тем, что было необходимо для активного участия в политической жизни, пока к власти не пришел Аэций.

Ее дочь Гонорию, когда она забеременела, уличили в преступной связи со своим дворецким, неким Евгением. Этот Евгений был казнен, а Гонорию посадили под домашний арест и обручили с заурядным сенатором по имени Геркулиан. На свою беду, она обратилась к повелителю гуннов с просьбой о помощи. Однако в развитии событий наступила пауза. Даже после того как выяснилось, что Гонория написала письмо Аттиле, она избежала казни и была взята под опеку своей матерью; однако соответствующий фрагмент Приска, прежде чем, к нашей досаде, оборваться на середине фразы, намекает на то, что последовали новые эскапады. Выходки Гонории слишком хорошо известны нам по источникам, чтобы в рассказах о них не было хотя бы крупицы истины {359} 359 См, например: PLRE, vol. II, р. 568–569. Кроме всего прочего, подобная модель поведения типична для человека богатого и пребывающего в праздности (особенно если речь идет об энергичной и предприимчивой личности), скованного по рукам и ногам пустыми церемониями изысканного придворного быта. Так, в Непале в 2001 г. находившийся в состоянии алкогольного опьянения принц впал в исступление и расстрелял 10 своих родственников, включая правившего монарха, после чего покончил с собой; читатель, обладающий хорошей памятью, наверное, припомнит таинственную смерть одной саудовской принцессы, которая отказалась от уготованного ей праздного образа жизни. , однако я не считаю, что именно Гонория явилась тем стимулом, из-за которого Аттила в конечном счете предпочел поход на римский Запад персидскому варианту. Обратим внимание хотя бы на географию. Как мы скоро увидим, решив двинуться на запад, Аттила не пошел в Италию, где томилась в заключении Гонория, но сначала вторгся в Галлию. Знание Аттилой европейской географии, хотя и было, без сомнения, поверхностным, тем не менее являлось достаточным для того, чтобы мы были уверены в том, что он знал, по какую сторону Альп он имел больше шансов отыскать свою предполагаемую невесту. Мы не располагаем сведениями о том, что же в конечном счете приключилось с Гонорией. Направившись к западу от Венгрии, гунны повернули направо, в сторону Галлии, а не налево, в Италию, и этого уже достаточно, чтобы «отправить» Гонорию в примечания к историческим текстам.