Питер Хизер - Падение Римской империи

Вот что действительно продемонстрировали новые свидетельства и соответственные реинтерпретации прежних свидетельств: для того чтобы в стратегическом плане ответить на вызов, брошенный Персией, государство увеличило налог, взимавшийся продуктами сельского хозяйства, и конфисковало местные фонды, которыми прежде распоряжались городские власти, но само по себе сельское хозяйство, на котором держалась вся экономика, не переживало кризиса. Также и жизнь землевладельцев не была столь безрадостна, как принято традиционно считать. «Бегство куриалов» представляло собой корректировку (хотя и масштабную) местопребывания политической власти. Прежние аргументы в пользу того, что политический коллапс V в. стал результатом кризиса экономики в IV в., следовательно, не выдерживают критики.

Имеется также более чем достаточно поводов к пересмотру тезиса о том, что начиная с середины III в. людей в римской армии не хватало настолько, что, рискуя понизить ее боеспособность, в нее стали привлекать все больше варваров. Несомненно, что их действительно привлекали в реструктурированную римскую армию; это происходило в основном двумя путями. Во-первых, отдельные контингенты вербовались на короткое время для отдельных кампаний, по окончании которых участники возвращались домой. Во-вторых, немало людей из-за границы шли в римскую армию, дабы сделать карьеру на военной службе, и проводили в римских войсках всю свою жизнь. Ни то ни другое не было новостью. Вспомогательные войска — и кавалерия, и пехота ( alae и cohortes ) в раннеимперский период всегда состояли из неграждан и при этом их численность насчитывала около 50 процентов всех военных сил. Невозможно узнать много о том, как вербовались рядовые, однако, что касается офицерского корпуса поздней империи, ничто не свидетельствует об общем увеличении численности варваров в армии. Главное отличие между армией раннего и позднего периода заключалось не в количестве варваров, а в том, что теперь набранные из их числа солдаты чаще служили в тех же частях как римские граждане и не подвергались своего рода сегрегации, зачисляясь во вспомогательные войска. Обучение воинов в IV в. по большей части оставалось интенсивным, как и прежде, и было нацелено на формирование сплоченных отрядов, готовых подчиняться приказам. Рассматривая изображение армии в действии, сделанное Аммианом Марцеллином, мы не находим никаких свидетельств тому, что уровень дисциплины сколь-либо серьезно понизился, что варвары в рядах римских войск повиновались приказам хуже прочих или были более склонны вступать в сговор с врагом. Он фиксирует случай, когда недавно поступивший на службу варвар допустил утечку важных сведений о диспозиции римской армии, но никто не выказал неповиновения в бою. Короче говоря, нет никаких признаков того, что реструктуризация империи нанесла удар по военной сфере {118} 118 Об эффективности [армии] см.: Whitby, 2002. Среди племен, обитавших за пределами Римской империи, которые предоставляли отряды для проведения кампаний, назовем готов-тервингов. Перемены, приведшие к катастрофе, произошли после 382 г., когда в армию влились значительные контингенты, предоставленные варварскими племенами, которые утвердились на территории Римской империи и начали действовать как центробежные политические силы (см. гл. 4 и 5). Традиционно предметом споров во многом были поведение и верность Риму тех, кто совмещал в себе военачальника и политика и, будучи неримского происхождения, добился значительного влияния. Хотя их и называли варварами, многие из них, подобно Стилихону, были иммигрантами во втором поколении и, следовательно, римлянами; в любом случае поведение этих людей не выдает никаких признаков нелояльности Риму. В частности, о Стилихоне подробнее см. гл. V. . Тем не менее вполне возможно, что дополнительные издержки, понесенные жителями провинций в IV в. в ходе имевших место в империи процессов, могли поколебать верность местного населения Риму — верность, которая наряду с прочими римскими добродетелями была усвоена ими с таким энтузиазмом в эпоху ранней империи.

С того момента как император Константин принял в 313 г. христианство, прежние идеологические структуры римского мира также начали разрушаться. По мнению Эдуарда Гиббона, то был ключевой момент в истории краха Рима: «Духовенство с успехом проповедовало терпение и смирение; общество перестало верить в добродетели, подразумевавшие активные действия; последние остатки воинственного духа оказались погребены в монастырях; значительная часть народного и частного имущества была передана церкви во имя ложных требований благочестия и набожности; деньги, которые могли быть потрачены на жалованье солдатам, расточались на множество праздных людей обоих полов, которые могли похвалиться лишь воздержанием и целомудрием. Вера, рвение, любопытство и куда более «земные» страсти — злоба и честолюбие — зажгли пламя теологических раздоров; церковь и даже государство оказались раздираемы религиозными фракциями, конфликты между которыми порой приводили к кровопролитию; примирить же их было невозможно. Внимание императоров переключилось с военных лагерей на синоды; римский мир подпал под иго новой тирании, а преследуемые секты стали новыми врагами страны» {119} 119 Gibbon, 1897, vol. 4, p. 162–163 (цитата взята из «General observations on the Fall of the Roman Empire in the West»). .

Другие выражались не столь резко. Однако представление о том, что христианство разрушило идеологическое единство страны и снизило ее способность обеспечивать саму себя, впоследствии разделялось многими; также возникло подозрение, что церковь отвлекала людские и финансовые ресурсы от выполнения жизненно важных «земных» целей. Таким образом, в связи с вопросами как налогообложения, так и развития христианства возникает проблема более общего характера. Можно ли сказать, что процессы эти шли на фоне недовольства на местах, и не против ли него реконструированная имперская власть боролась, дабы поддержать свою легитимность?

Источники IV в. фиксируют ряд случаев недовольства размерами налогов. Также имело место одно значительное восстание в связи с налогами. В 387 г. в Антиохии собралась толпа, дабы выразить протест против ввода добавочного подоходного налога. Настроение массы приняло угрожающий характер: собравшиеся сбросили на землю статуи императора. Эти статуи — как и все, что имело отношение к императорам, — были священны, и акт вандализма по отношению к ним расценивался как измена. Местное население перепугалось, что в наказание город может быть отдан на разграбление войскам, но тогдашний император Феодосий I решил преодолеть кризис мирным путем.