Питер Хизер - Падение Римской империи

После того как Аэций устранил Феликса, он, по-видимому, утратил и ту незначительную опору при дворе, которую имел. Возможно, Плацидия вновь стала опасаться господства военачальника, чья власть окажется непререкаемой. Теперь в Италию отозвали Бонифация, в то время как Аэций, судя по всему, отсутствовал, опять уехав в Галлию. И Бонифация назначили на пост командующего главной полевой армией. Аэций немедленно двинулся в Италию с армией и столкнулся с Бонифацием в битве близ Ариминума (Римини). Бонифаций одержал победу, но был смертельно ранен и вскоре скончался; политику Бонифация и его борьбу с Аэцием продолжил его зять Себастиан. После поражения Аэций сначала удалился в свои загородные поместья, но после совершенного на него покушения он обратился к гуннам, как уже делал в 425 г., а в 433 г. возвратился в Италию с сильными гуннскими отрядами, что делало сопротивление Себастиана бессмысленным. Он бежал в Константинополь, где ему пришлось провести более десяти лет. Затем Аэций завладел должностью главнокомандующего полевой армией, что сделало его позиции неоспоримыми. 5 сентября 435 г. он принял титул патриция, чтобы обозначить свое особое положение, которого наконец добился с таким трудом {266} 266 Об Аэции, Феликсе и Бонифации см.: PLRE, vol. II, р. 23–24, 238–240, 463–464 (со ссылками на источники). Основные точки зрения исследователей я позаимствовал из работ: Mommsen, 1901; Stein, 1959; Ch. 9; Zecchini, 1983; Stickler, 2002, излагая дискуссии по поводу деятельности Аэция. .

В двенадцатилетнем политическом конфликте, частью которого стали две больших войны и одна малая, наконец определился победитель. Убийство, большая битва и удача к концу 433 г. сделали Аэция фактическим правителем западной части империи. Подобного рода дворцовые перевороты не представляли собой ничего нового. Как мы уже видели, именно правила игры, существовавшие в римском мире, были тем, что приводило к затягиванию борьбы за определение наследника, когда умирали могущественные люди, будь то императоры или те, кто стоял за троном. Иногда последствия оказывались много хуже, чем то, что произошло между 421 и 433 г. Разделение власти во времена тетрархии Диоклетиана принесло внутренний мир империи в 285–305 гг., но цена его была страшной — многочисленные и масштабные гражданские войны в течение последующих девятнадцати лет, пока наконец Константин не вышел победителем из этой борьбы. Эта схватка была гораздо более длительной и кровопролитной, чем то, что происходило в Италии и за ее пределами во временной отрезок между смертью Констанция и возвышением Аэция.

Не было ничего необычного в схватке за власть, которая имела место в 420-х гг. Но было что-то совершенно ненормальное в ее непосредственных результатах. В то время как в Риме в конвульсиях рождался новый порядок, остальной римский мир по-прежнему оставался римским. Землевладельцы продолжали управлять своими поместьями, писать друг другу послания и стихотворения, их дети старательно овладевали сослагательным наклонением, а крестьяне пахали землю и собирали урожай. Но ко второму и третьему десятилетиям V в. на просторах Римской империи появилось множество диких иноземцев, и в течение двенадцати лет после смерти Констанция у них были дела поважнее, нежели задача стать римлянами. В результате если сами по себе события 421–433 гг. являлись повторением того, что происходило в римской истории и раньше, то нельзя того же сказать и об их последствиях. Политический паралич в Равенне дал возможность чужеземцам совершенно свободно делать то, что им заблагорассудится, и все это нанесло Римскому государству огромный ущерб. Во-первых, вестготы, совсем недавно поселившиеся в Аквитании, вновь набрались наглости и стали стремиться к более важной роли в делах империи, чем это позволял им мирный договор 418 г. Также имели место волнения среди неспокойных, по обыкновению, племен на рейнской границе, особенно алеманнов и франков {267} 267 См.: PLRE, vol. II, р. 22–23 (со ссылками на источники). . Вдобавок пришли в движение вандалы, аланы и свевы, которые вторглись через Рейн в 406 г.

Они, как мы видели в главе пятой, представляли собой смешанную массу. Аланы, ираноязычные кочевники, еще в 370 г. скитались по степям к востоку от Дона и к северу от Каспийского моря. Только под давлением гуннов некоторые из них начали перемещаться на запад отдельными группами, поскольку остальные был и покорены. Две группы вандалов, хасдинги и силинги, каждая во главе со своими предводителями, подобно тервингам и грейтунгам у готов в 376 г., были германоязычными земледельцами, которые в IV в. обитали в южной части Центральной Польши и в северных предгорьях Карпат. Свевы представляли собой несколько небольших групп с плато на окраинах Большой Венгерской равнины. Вся эта разношерстная смесь племен могла сообща действовать в 406 г., но они были далеки от того, чтобы стать настоящими союзниками. Во-первых, хасдинги, силинги и свевы, конечно, могли понимать друг друга, поскольку говорили на мало отличавшихся германских диалектах, но аланы говорили на совершенно ином языке. Во-вторых же, насколько можно судить, у обеих групп вандалов и свевов существовала общая для Европы IV в. трехчастная структура общества. Господствующее положение занимали свободные; достаточно многочисленные, но все же составлявшие меньшинство, они властвовали над вольноотпущенниками и рабами. Однако социальная структура аланов, связанная с кочевым пастбищным хозяйством, была совершенно иной. Единственный комментарий по этому поводу, к чему бы он ни относился, есть у Аммиана Марцеллина (XXXI. 2. 25), отмечавшего, что рабство у них неизвестно и что всякий пользуется у них статусом «знатного». Какие бы конкретные термины ни использовались при соответствующем описании, более эгалитарная социальная структура естественна для кочевой экономики, где богатство, измерявшееся в количестве голов скота, имело менее стабильную основу, чем при собственности на землю {268} 268 От вандальского королевства не сохранилось ни одного свода законов, но в рассказе Прокопия о завоевании этого государства византийцами упоминается о наличии у германцев образца, в соответствии с которым у других германских племен этого периода существовали два отдельных военных сословия, под которыми, как я полагаю, подразумевались «свободные» и «вольноотпущенники» (см. гл. II). Остатки пшеворской культуры, из которой вышли вандалы, также показывают, что не было большой разницы между социальной структурой вандалов и других германских племен, чья история лучше обеспечена источниками. Для представления о расплывчатой и относительно эгалитарной социальной структуре кочевников см.: Cribb, 1991 (с исчерпывающими ссылками). .