Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1

В установлении подлинности антиков мало помогают и имеющиеся иногда на них надписи. Скажем, в книге [68] приведена фотография бюста, на котором вырезано «АРХIМНDНS». Где гарантия, что эта надпись была сделана в момент изготовления бюста, а не вырезана значительно позже владельцем бюста, который на основании каких–то нам неизвестных соображений (а может быть, и без всяких соображений) решил, что бюст изображает Архимеда?

Где гарантия, что другие, более длинные надписи не сделаны шутниками вроде того, который описан Андре Мальро?

Читателю вряд ли известно, что существует несколько достоверных гробниц Овидия, на каждой из которых четко написано, что это есть гробница Овидия.

Овидий был неизвестен в средние века, и были, естественно, неизвестны его гробницы. Вслед же за быстрым распространением его сочинений на рубеже XVI века было открыто и несколько его гробниц. «Особенно посчастливилось в этом отношении 1508 году, когда были сразу найдены две несомненные, судя по надписям: одна в Нижней Венгрии, на которой начерчено прямо: Р. ОVIDII NASONIS, и другая в Саварии с точно такой же надписью. Из остальных его могил более достоверны: одна в Паннонии, другая на пути из Понта в Рим и третья в Томи на Дунае….» ([З], стр. 204).

Упомянутые выше братья Гохманы подделывали также и надписи, вырезая их на плитах древнего мрамора. Они вводили в заблуждение не только любителей–коллекционеров, но и ученых. Сам директор Одесского музея, боровшийся с подделывателями, купил у них в 1892–1893 годах четыре фальшивые надписи.

«Древний мрамор для подделок добывался частью из Ольвии, частью из Керчи, где иногда находили краткие надгробные надписи, которые стирали и на их месте рубили длинные, соответствующие ольвийской истории и весьма занимательные. Характер букв в надписях был чрезвычайно выдержанным, шрифт подбирался вполне соответствующим периоду описываемого события. Эпиграфически надписи были почти безупречны. Подделывателей удавалось изобличить, основываясь на некоторых тонкостях; не всегда верном сочетании падежей с предлогами и т.п. Впрочем, на этом не всегда можно было основывать приговоры: настоящие ольвийские надписи также не безгрешны» ([55], стр. 87).

Как говорится, комментарии тут излишни.

Очень много надписей выполнено с употреблением всевозможных сокращении (или условных обозначений), понятных только тем, кто жил в ту отдаленную эпоху; современные исследователи вынуждены гадать об их смысле.

«Так, изображения молотов, пил, колес и т.п. на обычных греко–римских надгробиях, указывающие на профессию погребенных ремесленников, стали истолковываться в качестве указаний на могилы христианских мучеников и на орудия их казни. Обычные, массами встречающиеся на римских надгробиях буквы «Д.М.» (начальные буквы посвятительных надписей: «Дис–манибус», т.е. «божественным манам» — душе (как предполагают историки. — Авт .)) стали читать «Дивис мартирибус», т.е. «божественным мученикам» (как предполагают теологи, и, между прочим неясно: кто же прав. — Авт .). В таких же латинских надгробных буквах «В.М.» («Бонэ меморие» — блаженной памяти) стали видеть «Беатим мартирибус», т.е. «блаженным мученикам». В латинской букве «М» на надгробных плитах и надписях, заменяющих собою начинающиеся ею латинские слова: «менсис» — месяц, «милле» — тысяча, «милиа» — миля, «милес» — воин, а также уже отмеченные нами «мемориа» — память и «манес» . — маны, стали усматривать указания на «мартис»: «мученика» или «мученицу» ([82], стр. 114).

Мы видим, насколько велик произвол в чтении надписей.При желании его можно и увеличить, например, некоторые могилы могут быть средневекового происхождения, и тогда «М» может означать, скажем, «маркиз ».

Расшифровка сокращенных надписей приводила к прямым анекдотам. Например, безвестный римский ребенок Элий, на надгробной плите которого стояло «М.ХI», т.е. «одиннадцать месяцев от роду», после разъяснений теологов превратился в «мученика Элия и с ним еще одиннадцати» (см. [82], стр. 114).

Было бы очень интересно критически проследить историю эпиграфики (науки о надписях), чтобы вскрыть истоки ее основных представлений. Не имея на это места, мы ограничимся несколькими беглыми замечаниями, касающимися палеографии (для теперешних наших целей безразлично обсуждать ли палеографию или эпиграфику).

«Возникновение палеографии как науки связано с именем французского ученого монаха Жана Мабильона (1632–1707гг.). А произошло это следующим образом. С середины XVII в. конгрегация болландистов ордена иезуитов начала издавать жития святых… Один из учёных–болландистов — Д. Папеброк — пришел к выводу, что более всего следует сомневаться в подлинности древнейших дипломов (документов, прилагаемых к житиям. — Авт .). В числе сомнительных, с его точки зрения, были дипломы, данные меровингскими и каролингскими королями бенедиктинскому аббатству Сен–Жермен де Пре, расположенному под Парижем. Этим выводом Папеброк поставил под вопрос законность прав аббатства на земельные владения, полученные в столь давние времена… В защиту своего ордена выступил Жан Мабильон… В течение шести лет Мабильон кропотливо работал и в 1681 г. опубликовал в Париже огромный фолиант «О дипломатике»… Папеброк… признал себя побежденным… Именно книга «О дипломатике» послужила колыбелью для новой науки — палеографии… Впервые были осмыслены истоки появления латинского письма, проведена его классификация… Римское письмо делилось на три группы: капитальное квадратное, т.е. письмо крупное, каждая буква которого вписывалась в квадрат, минускульное (от лат. minus — малый) и курсивное, т.е. беглое. Мабильон считал, что народы, пришедшие на территорию Западной Европы, создали свое письмо. Он различал несколько типов письма: лангобардское, вестготское, англосаксонское, меровингское. Подобная классификация была необходима как первый шаг к научной систематизации древних текстов» ([159], стр. 57–58).

Мы видим, таким образом, что с самого своего зарождения палеография не была нейтральной «академической» наукой, а напротив, ее основные принципы были заложены в отчаянной попытке доказать древность и подлинность земельных актов и тем самым спасти свой монастырь от разорения. К тому же она была создана лишь в XVII веке на базе уже твердо устоявшихся представлений об античности. В частности, это показывает, что для критического анализа последних представлений палеография в принципе служить не может.

Следующий этап развития палеографии связан с именем Шипионе Маффеи (1675–1755). «У него не было ни специального образования, ни профессиональной подготовки, ни увлеченности старинным письмом, но Маффеи интересовало многое, история, литература, искусство… Во всем, за что бы он ни брался, писал ли пьесы, сочинял поэму, изучал историю, — прежде всего сказывался патриот своей страны — Италии. Все строчки его произведений были проникнуты гордостью за Италию, Рим, Верону, в которой он родился… Знакомясь с историей Вероны, Маффеи обратил внимание на то, что многие иностранцы безуспешно искали в его родном городе какую–то библиотеку. Он также безуспешно пересмотрел все церковные, частные библиотеки города и близлежащих монастырей…