Николай Морозов - АЗИАТСКИЕ ХРИСТЫ

«Ах, Константин, какое зло для церкви причинило,

Не обращение твое, а те поместья,

Которыми ты церковь одарил».

После своего обращения, случившегося на 10-м году его царствования, Асока построил много монастырей и снабжал монахов всем необходимым для жизни; к чему он поощрял и своих придворных. Он учредил также сады и больницы для людей и животных и обнародовал указы, обязывающие всех его подданных к нравственной жизни и справедливости.

В последние 50 лет было сделано интересное открытие нескольких таких указов от имени Асоки, высеченных на различных пракритских наречиях на столбах в Дели и Аллахабаде, на скалах вблизи Пешавара, и на дороге, ведущей в юго-западном направлении от Дели в Джайяпуру. В них повелевается повиновение родителям, доброжелательство в отношении друзей, милосердие к животным, снисхождение к низшим, почтение к браминам и буддистским священникам, подавление гнева, жесткости, или распутств великодушие и терпимость, и человеколюбие, но очень возможно, что эти надписи того же рода как и христианские чудотворные иконы.

После закрытия собора в Патне, — опять как у христиан в средние века, — были посланы миссионеры в различные страны, среди них упоминаются Цейлон и страна греческого царя Антиоха. В другом указе Асока утверждает, что он послал посольства к четырем греческим царям и «одержал победу не мечом, а религиею».

Цейлонским царем в это время был Тисса, называемый в хрониках «Тиссою отрадою богов». К нему был послан тотчас же по закрытии собора собственный сын Асоки Махинда, который «короновал его».

Вслед за тем некоторые из родственниц царя выразили желание стать монахинями и Махинда послал для них за своею сестрою Сангхамиттою. Она простилась со своим отцом, вяла с собою несколько монахинь и начала наставлять новых учений в правилах буддизма. Занятия их, главным образом , заключались в слушании и повторении священных книг.

Сангхамитта принесла с собой также ветку священного дерева Бо, росшего в то время в Будда Гайе на месте теперешнего храма. Под этим деревом Будда-Гаутама, будто бы, испытывал духовную борьбу, называемую достижением буддства. Оно было посажено в Анурадхапуре, немного южнее Руванвельской Дагабы и, как это ни кажется невероятным, — говорит наивно Рис-Дэвидс (стр. 241), — оно до сих пор растет там. А сэр Эммерсон Теннет даже прибавляет о нем: «Анурадхапурское дерево Бо, по всему вероятию, есть древнейшее историческое дерево мира. Оно было посажено за 288 лет до Р.Х. и, следовательно, ему в настоящее время (в 1899 г.) 2147 лет». [119] А в довершение курьеза, Рис-Дэвидс даже поправляет его на три года; ему, — говорит он, — в 1899 году было 2144 года.

Баобабам Сенегала, эвкалиптовым деревьям Тасмании, Драконовому дереву Оротавы, Беллингтонии Калифорнии и Ореховому дереву горы Этны, — прибавлял он, — приписывали возраст, колеблющийся между одной и четырьмя тысячами лет. Но все это лишь предположения, и подобные вычисления, как они не остроумны, приводят лишь к искусственным выводам, в то время, как возраст дерева Бо устанавливается историческими источниками, и история постигших его превратностей сохранена в целом ряде последовательных хроник, принадлежащих к числу наиболее достоверных, которыми люди обладают. В сравнении с ним, эллерийский дуб есть лишь росток, а дуб Завоевателя в Виндзорском лесу едва насчитывает половину его лет. Полагают, что кактусы Фаунтенского аббатства цвели там 1200 лет тому назад; маслины в Гефсиманском саду достигли полного роста, когда сарацины были изгнаны из Иерусалима, а сорнский кипарис, в Ломбардии, говорят, уже был деревом во времена Юлия Цезаря. Но дерево Бо старше самого старшего из этих деревьев на столетие и, по-видимому, стремится оправдать пророчество, сделанное при его посадке, что оно будет «цвести и зеленеть вечно». Оно принадлежит к породе фиговых. Весь вид дерева и его ограды носят несомненные следы глубокой древности; но мы не могли бы быть уверены в его тождестве бес той цепи документальных доказательств, которые столь удачно соединены с сэром Эммерсоном Теннером.

Вот до чего, читатель, можно дойти, руководясь историческими доказательствами!

Перейдем теперь и к другому, на этот раз не материальному дереву.

Когда-то Пушкин написал о своих стихах и прозе:

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный

К нему не зарастет народная тропа.

То не тирана памятник позорный

К которому идет бессмысленно толпа.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык

И гордый внук славян, и финн и ныне дикий

Тунгус и друг степей калмык».

Но сочинения Пушкина были напечатаны вскоре после его смерти, а те, которые не подходили по цензурным условиям, быстро размножались в рукописях, пока не были изданы за границей. А что же мы знаем о Собраниях-Питаках?

Нам говорят, что в царствование Ватты Гамини на Цейлоне, соответствующего по времени как раз Юлию Цезарю (-100 – 44 г.), т. е. в минус 88 году, через 330 лет после смерти Будды-Гаутама были впервые изложены письменно воспоминания о нем. Махаванса передает об этом важном событии в следующих стихах, приводимых ею из Дипавансы:

«Монахи мудрые передавали устно

Текст трех Питак и комментарий к ним

Но видя, что идет забвенье их в народе

Чтоб Веру предохранить, внесли собравшись в книги».

Но разве можно сохранить в памяти не только самому, но и заставить задолбить своего ученика целые тома прозы?

Нам, европейским ученым,— отвечают,— конечно невозможно. Но индусские ученые — другое дело.

«Но это нежелание переписать текст — говорит наивно Рис-Девидс,— именно и ценный в следствии своей наивности,— не должно вести к сомнению относительно тождества существующего изложения текста с принесенным им когда-то на Цейлон. Он сохранялся таким же образом, как и классические произведения относительно подлинности которых не существует сомнений (стр. 218)».

А вот, в предшествовавших томах мы получали апокрифами Эпохи Возрождения и все классические произведения. Так почему же не сделать того же и относительно индийской классической литературы, не смотря на то, что «в 1875 году: Ратнапуре, под председательством главного жреца Сумангалы, собралась ревизионная комиссия, состоявшая из ученейших монахов, и старательно просмотрела все Питаки»?

Но возвратимся к псевдоисторической части, перескочив через четырехсотлетний исторический промежуток и становясь менее экстравагантным, историки буддизма говорят, что Бирма перешла к нему уже только в 450 году нашей эры, Сиам в 632 году, а Ява получила первых миссионеров буддизма одновременно с возникновением агарянства в VII столетии: «Но несомненно,— прибавляет Рис-Девидс, что буддизм был господствующей религией в тринадцатом столетии нашей эры, к которому относят постройку храма в Боро- Будоре ( стр. 220)».