Николай Морозов - АЗИАТСКИЕ ХРИСТЫ

Если не имеется никаких приглашений, то Будда по монашескому правилу отправляется в деревню или в город собирать милостыню.

По возвращении из обхода и после обеда наступало время если не сна, то уединенного отдыха. В тихой комнате или, еще лучше, в прохладном сумраке густого леса, Будда проводил тихие, душные послеобеденные часы — в уединенных размышлениях, пока не наступал вечер и после «святого молчания» начинались опять шумные посещения друзей и врагов — говорят его биографы (в европейской литературе).

Внешними знаками отречения от мира было у буддистов желтое монашеское платье и тонзура; отрешение от семейных связей, отказ от всякой собственности, строгое целомудрие были естественными обязанностями аскетов, следующих за сыном Сакиев.

Подобно тому, как у христиан, постригшиеся в монахи теряют свое прежнее сословие, так и у буддистов.

В одной из речей приписываемой Будде, сохранявшейся в священных текстах, говорится: «как великие реки, сколько бы их ни было: Ганг, Ямуна, Ачиравати, Сарабгу, Маги, когда они достигают великого океана, теряют свое старое имя и свой старый род и носят только имя великого океана; так, ученики, и с этими четырьмя кастами — кшатриями и браманами, вайсиями и судра: если они, согласно учению и закону, возвещенному Совершенным, отрекутся от отечества и пойдут на чужбину, то теряют свое старое имя и старый род и носят только имя аскетов, следующих за сыном Сакиев».

Один из учеников Будды походил на Иуду Искариота. Разница только в том, что он его не предал, а подослал убийц, но когда посланные подошли к Будде, на них напал ужас и трепет; он кротко поговорил с ними и они обратились к его учению; кусок скалы, который должен был раздавить Будду, упал на две склонившиеся друг на друга вершины, так что Будда только слегка ушиб себе ногу; дикий слон, пущенный против Будды в узкой улице, пораженный чарующей силой его «дружелюбного мышления», остановился перед ним и потом покорно возвратился назад. Наконец его соперник — ученик Девадатта пытался другим путем достигнуть высшего положения в общине. Он выставил пять положений, в которых требовал, чтобы монах всю свою жизнь жил непременно в лесу, тогда как Будда и сам обыкновенно жил и позволял жить вблизи деревень и городов; чтобы монах жил только дарами, получаемыми им во время сбора милостыни, и не принимать ни одного приглашения благочестивых мирян на обед; одеваться он должен только в платья, сшитые из собранных лохмотьев и т.д. Девадатта выставлял эти правила, как основание истинной строгой духовной жизни, тогда как правила Будды он считал уступкой человеческим слабостям; он старался привлечь к себе привязанных к Будде монахов, и, как утверждает традиция, сначала с некоторым успехом, хотя и кончившимся после полнейшей неудачей. Конец Девадатты был печальный.

По новейшим и очень распространенным рассказам вдруг появился адский дракон и проглотил его живого.

Такой трагический конец ученика, желавшего довести аскетизм до абсурда, был, конечно, неизбежен. Само собой понятно, что с тех пор, как появились нищенствующие монахи, должны были существовать и благочестивые богатые люди, дававшие им милостыню от своих избытков, и очень скоро должна была развиться хотя бы и не имеющая определенной формы связь между монашескими орденами и богатыми мирянами, получавшими от монахов духовные поучения.

Кажется, — говорит Ольденберг (стр. 156), — что богатых и высокопоставленных сначала было больше среди исповедников буддизма, чем бедных?

Так действительно и рисуется в легендах о первом распространении буддизма, да ведь и христианство распространялось по Европе ее князьями, не редко насильно крестившими своих подчиненных. Припомним только Владимира Святого.

Понятие о женщинах в учении буддистов кажутся как будто выписанными прямо из Четьи-Миней. И для буддиста, как и для христианских монахов, женщина представляет самую опаснейшую из засад, которую ставит искуситель людям; в женщине воплощаются все неразумно-чарующие силы, привязывающие дух к этому миру. Книги буддистов полны рассказов и размышлений о неисправимых хитростях женщин: «скрытны пути женщин, как путь рыбы в воде — гласит одна из них, для них ложь все равно, что истина, а истина все равно, что ложь».

«— Как нам, господи, — спрашивает ученик Ананда Будду, — вести себя относительно женщины?

— Избегайте вида ее.

— Но если мы увидим ее, господи, что тогда нам нужно делать?

— Не разговаривайте с ней.

— Но если, господи, мы с ней уже заговорили, тогда что?

— Тогда, Ананда, будьте осторожны».

Традиция говорит нам, что сначала в буддийские монахи, как и в христианские, допускались только мужчины, и что Будда с большой неохотой уступил желанию своей родной матери, чтобы женщины принимались тоже в монахини. «Если на рисовом поле, Ананда, которое уже созревает, начинается болезнь, именуемая ржавчиной, то не долго будет продолжаться процветание этого рисового поля; точно так же, если в учение и в орден допускаются женщины, отрекшиеся от мира, то не долго процветет святая жизнь.

Но женщины и в Индии старались помогать монашеским общинам и служили им.

В буддийских священных текстах описывается Висакха, богатая гражданка. Она, как Олимпиада в сказаниях об Иоанне Златоусте, устроила первые большие благотворительные заведения, снабжавшие приходящих в Саввати учеников Будды необходимыми жизненными средствами.

Однажды Будда со своими учениками обедал в ее доме. После обеда Висакха присаживается к нему и говорит:

«— Исполни, господи, восемь моих желаний.

— Совершенные, Висакха, слишком возвышены, чтобы исполнять всякое желание.

— Но мои желания, о, господи, позволительны и похвальны.

— Если так – то говори, Висакха.

— Я желала бы, господи, всю свою жизнь давать общине дождевые платья, давать пищу чужим приходящим монахам, кормить проезжающих монахов, кормить больных братьев, кормить ухаживающими за больными, давать больным лекарства, раздавать ежедневно рис и подарить общине монахинь купальные платья. Вот мои восемь желаний.

— Почему, Висакха, ты обращаешься к Совершенному с восьмым желанием?

— Раз случилось, что монахини обнаженные купались в реке Ачиравати на одном месте с публичными девицами, которые говорили: зачем вам, достопочтенные, ведете вы святую жизнь, пока вы молоды? Не лучше ли предаваться наслаждению? Когда состаритесь, то можете начать святую жизнь, и тогда земная жизнь и загробная — обе будут ваши. И монахини рассердились на них. Не чиста, господи, обнаженность женщины, постыдна и зловредна. Таково, господи, мое желание, а потому желаю я всю свою жизнь давать общине монахинь купальные платья.