Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)

- Зна-аю, слыхал об этом бла-агородном поступке схизматика! Порой ду-умаю, что если сам гетман вооруженных сил Речи Посполитой ошибся в этом ка-азаке, то... - Конецпольский сделал паузу, подыскивая более веские слова. - Лучше уж было бы-ы и гетманскую булаву отдать кому-нибудь другому!

- Кому? О чем говорит ваша милость? - с детской непосредственностью спросил Хмелевский.

- Да ра-азве я знаю - кому. Может... Князю Зба-аражскому!.. - и громко засмеялся...

Уже был на исходе октябрь. Наконец-то Конецпольского разыскал его доверенный гонец, ротмистр Скшетуский, вернувшийся из Чигирина. По его внешнему виду можно было судить, что возвращался он не с увеселительной прогулки. Конь весь забрызган грязью, осунувшееся лицо, давно не бритое, потрепанная одежда с чужого плеча...

- Пан сотник Богдан Хмельницкий, уважаемый пан гетман, не присоединился к взбунтовавшимся войскам. Да... пне присоединится! - тут же доложил разведчик.

- Са-ам сказал об этом или пан ро-отмистр только так предполагает? - с улыбкой, располагавшей к непринужденному разговору, спрашивал коронный гетман.

- Нет, я, собственно, с ним не встречался. Но мне рассказывали, что сотник живет на своем Субботовском хуторе, занимается хозяйством и милуется со своей молодой женой и дочкой. Чигиринским казакам, известившим его о всеобщем восстании и возможной войне, сказал - это уже точные сведения, прошу: "Не время, говорит, панове, затевать междоусобную войну! Казачество осталось голым и босым, а их семьи, чтобы не умереть с голоду, вынуждены искать милости у панов осадников! Разве вы сможете устоять против такого сильного противника? Что касается меня... я по горло сыт и Хотинской войной".

- Не время, говорит Хмельницкий? Ко-огда же наступит "вре-емя", пан ротмистр, он не сказал? - улыбаясь, иронизировал Конецпольский, радуясь, что не ошибся в своих предположениях. Значит, только ослепленное войной казачество противостоит ему, а не народ.

- Не сам же я, уважаемый пан гетман, разговаривал с ним с глазу на глаз, а передаю со слов доверенного человека в Чигирине. Сам я его так и не видел, - оправдывался ротмистр Скшетуский, довольный, что наконец-таки угодил влиятельному гетману.

17

Полки Николая Потоцкого в боевом пылу прорвались к Днепру. Полковнику не хотелось сдерживать своих воинов, да и тяжело было удержать их. И он дал им полную свободу. Столько времени они шли сюда - и наконец добрались до прибрежных казацких хуторов и сел. Свободные от командирского глаза жолнеры пошли... усмирять!

Усмиряли больше тех, кто сидел дома. Это были женщины, дети да старые казаки. Ротмистры подстрекали, а жолнеры усмиряли! Польские командиры называли это первым налетом на казаков.

Как только жолнеры Потоцкого ворвались в казацкие села, тотчас поднялся крик, плач женщин, вопли детей. После такого первого "налета" вспыхивали соломенные крыши, в небо вздымались столбы пламени и клубы черного дыма. Горели не только хаты, но и скирды необмолоченного хлеба.

Людей наказывали ни за что! Может, за то, что они не были католиками? Нет. Вы хотите называть украинскую землю своей? Хотите хозяйничать на ней? Как полноправные хозяева, без шляхтичей и их экономов?

Вот за что истязали украинских людей королевские войска, донося гетману о первых победных столкновениях с казаками...

Девушки первыми убегали из сел на прибрежные луга. Это они наскочили на каневских и черкасских казаков, которые шли вдоль Днепра на соединение с запорожцами.

- Ой, люди добрые, казаки наши родненькие! Спасайте наши души! Ляхи нагрянули! - звали девчата.

- Все-таки нагрянули, проклятые? - остановились казаки.

Девушки заголосили еще сильнее. Каневские казаки едва успокоили их, расспрашивая, что творится в селах. Дым и пламя, поднимавшиеся в небо из-за густых дубрав и перелесков, подтверждали их слова.

Казаки спешили к полковым хоругвям, где старшины держали совет. Сюда прибежали теперь старики и казаки, выписанные из реестра.

- Налетели, ровно звери. Грабят, женщин бесчестят, жгут наши хаты хуже басурманов!.. - захлебываясь, кричал пожилой казак, едва переводя дух.

- Много их? Толком говорите: справимся мы с ними или нет? - допрашивали старшины.

- Да разве их сосчитаешь, люди добрые? Забирают скотину, позорят...

- Жена Карпенка бросилась защищать соседскую дивчину, так он, проклятый, рубанул ее саблей... А мою усадьбу сожгли, когда я сказал: "Что же это вы... - побей меня бог, так и сказал, - вы, панове ляхи, - говорю им, - точно басурмане, убиваете нас?" Он и замахнулся саблей! Едва успел отскочить... А тут чья-то девка с узлом показалась. Так он, клятый, и погнался за ней...

Сотники передавали свои сотни помощникам, пропуская их с возами, груженными казацким снаряжением. Приглушенно по нескольку раз повторяли:

- Двигайтесь на Табурище, а уже оттуда, может, и на Крылов.

Полковник поджидал сотников. Он решил послать четырнадцать молодых старшин, по одному от каждой сотни, навстречу войскам Потоцкого. В сумерках присматривался к каждому. Наконец тихо произнес:

- Немедленно отправляйтесь! До наступления темноты встретите их! "Мы, скажете, не воевать идем с королевскими войсками". Но потребуйте, чтобы они прекратили басурманские наскоки на хутора! Скажите, что с минуты на минуту должны подойти запорожцы во главе с наказным с Низа. Пускай паны шляхтичи с ним договариваются. Но надо, чтобы жолнеры прекратили грабежи. Вон как набросились на беззащитных казацких детей. Наших женщин бесчестят, как неверные, грабят имущество, сжигают хаты. За что? Не его" ли величество король приказал так отблагодарить казаков за их помощь коронным войскам в битве под Хотином?

Из группы старшин, которые должны были ехать к Потоцкому, смело вышел сотник Юхим Беда, недавно назначенный старшиной новой сотни добровольцев. Сотню пока что назвали "сборной", в ней надо было навести порядок. Поэтому сотник и обратился к полковнику:

- Может, полковник, делегация и без меня обошлась бы?

- Не хочешь упрашивать панов? Ведь польский язык хорошо знаешь, может, уговоришь Потоцкого?..

- Да разве я один его знаю, полковник! Сотня должна быть готова к отражению удара польских войск. Сотня новая, "сборная", надо бы еще навести в ней порядок перед таким боем.

Беда одернул кожушок, словно только что надел его на свои могучие плечи. На поясе у него два рожка с табаком, длинная драгунская сабля в ножнах с серебряной инкрустацией. На ногах не постолы, как у многих сотников, а сафьяновые сапоги.

- Тьфу ты, побей его божья сила! - вздохнул полковник, почесывая затылок. - Столько хлопот. Хорошо, Юхим, оставайся при сотне. А вы, все тринадцать, отправляйтесь немедленно. Может, хоть это переубедит Потоцкого... Тебе, сотник, и в самом деле туго придется. Все продумал?