Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

Каковы же были результаты? Вот характеристика из отчета Новониколаевского губкома за период с октября 1924 г. по март 1925 г. (отчет готовился как материал для доклада секретаря губкома Н. Филатова на заседании Оргбюро ЦК): «Типичное для всех ячеек (городских) явление - члены партии механически заучивают теоретические вопросы, не умея увязывать их с текущей партийной жизнью. Некоторые товарищи, даже из числа отнесенных ко 2-й и 3-й группам, прекрасно заучили факты и хронологические даты из истории партии, знают основные принципы политической экономии, но обнаруживают полнейшую беспомощность в вопросах текущей партийной и политической жизни. Даже биографию Ленина, которая вот уже в течение года изучается в кружках, на ячейковых собраниях, в специальных докладах, не знают. Многие из этих товарищей не первый год в кружках, некоторые из них окончили совпартшколы. Подобные явления отмечаются и среди квалифицированных партийцев, окончивших вузы» [340]55.

В политической жизни 1920-х гг. разобраться было непросто даже подготовленному человеку и практически невозможно полуграмотной массе партийцев, на которую давил пресс идеологической пропаганды. Сознание их в результате было настолько искажено, что даже много лет спустя после смерти Сталина многие из оставшихся в живых были не в состоянии оценить ту ситуацию, в которую они тогда попали. Некоторые до сих пор верят в расцвет демократии при Сталине.

Новая люмпенизированная партия стала той самой «ловушкой», в которую попалась оппозиция. Она слишком поздно осознала происшедшие с партией необратимые изменения. Момент был упущен именно в 1923 г., когда оппозиция совершала одну ошибку за другой, когда ее нерешительность, а во многом и непонимание складывавшейся политической ситуации усиливали власть господствующей фракционной группы. «Только вынесши свою тяжбу с "аппаратчиками" за грани партии, писал бывший член ЦК меньшевистской партии Ф. Дан, только поставив политическую проблему во всей ее полноте и расширив вопрос о "внутрипартийной демократии" до размеров вопроса о демократии государственной, могла бы "оппозиция" с известными шансами на победу сделаться сосредоточием демократических сил, заинтересованных в предотвращении бонапартистского исхода неизбежной ликвидации партийной диктатуры. И не только не поддаваясь запугиваниям и смело повернув от специфического "ленинизма" на путь революционной, классовой социал-демократии, могло бы пролетарское крыло "оппозиции" стать одним из кристаллизационных центров возрождающегося рабочего движения» [341]56.

Могло бы..., но не стало. Тем не менее, оценки положения в партии, данные оппозицией, заслуживают самого пристального внимания. Приведем некоторые из них. «Ни физически, ни морально ни рабочий класс, ни партия, писал Х.Г. Раковский, не представляют из себя того, чем они были лет десять тому назад. Я думаю, что не очень преувеличиваю, если скажу, что партиец 1917 года вряд ли узнал бы себя в лице партийца 1928 года» [342]57. «Партия, разбитая на ячейки, которым запрещено общаться друг с другом, которым запрещено знакомиться с основными документами партийной политики, которым запрещено выслушать мнение даже члена ЦК, перестает быть живым организмом, способным вырабатывать партийное мнение и единодушно проводить принятые партией решения, она становится организацией людей, обязанных исполнять, под угрозой исключения, волю партийной бюрократии, она становится организмом, не способным самочинно действовать в случае опасности» (из коллективного документа, подготовленного в октябре 1927 г.) [343]58.

К концу 1920-х гг. даже жестко централизованная партия ленинского периода представлялась коммунистам, еще помнивших «те» времена, недостижимым идеалом. «За последние годы, говорилось в проекте платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП(б), идет систематическое уничтожение внутрипартийной демократии вопреки всему прошлому большевистской партии, вопреки прямым решениям ряда партийных съездов. Подлинная выборность на деле отмирает. Организационные принципы большевизма извращаются на каждом шагу. Партийный устав систематически изменяется в сторону увеличения объема прав верхушек и уменьшения прав низовых ячеек. Срок полномочий обкомов, райкомов, губкомов, ЦК увеличивается до года, до трех лет и более. Верхушки губкомов, губисполкомов, губпрофсоветов и т. д. фактически несменяемы (по три, пять лет и более). Право каждого члена партии, каждой группы членов партии "выносить коренные разногласия на суд всей партии" (Ленин) фактически отменено. Съезды и конференции созываются без предварительного (как это было при Ленине) свободного обсуждения вопросов всей партией, а требование такого обсуждения рассматривается как нарушение партийной дисциплины. Совершенно забыты слова Ленина о том, что большевистский "штаб" должен "опираться" действительно на добрую и сознательную волю армии, идущей за штабом и в то же время направляющей свой штаб» [344]59.

В этой связи весьма характерно замечание старого большевика А.Г. Шляпникова по поводу внутрипартийной борьбы при Ленине и после Ленина: «Наша внутрипартийная идейная борьба 1920 – 1922 гг. отличается от нынешней глубиной содержания и поучительностью. Уроки того времени не пропали даром ни для партии, ни для нас. Но ныне не те времена: 1926 год – не 1921-й, и по разногласиям нашего времени, мы глубоко убеждены, что были бы вместе с В.И. Лениным против руководителей нынешнего большинства ЦК, как были с ним в самые первые дни Февральской революции против вождей нынешнего большинства ЦК» [345]60. «Все более ясным, - писал Троцкий в сентябpе 1926 г. в статье «О единстве паpтии», становится всей паpтии то, что до недавнего вpемени было ясно лишь посвященным кpугам, именно, что целью всех этих дискуссий и оpганизационных выводов является полный pазгpом того ядpа, котоpое до недавнего вpемени называлось стаpой ленинской гваpдией, и замена его единоличным pуководством Сталина, опиpающегося на гpуппу товаpищей, котоpые всегда с ним согласны. Единоличие в упpавлении паpтией, котоpое Сталин и его узкая гpуппа называют «единством паpтии», тpебует не только pазгpома, устpанения и отсечения нынешней объединенной оппозиции, но и постепенного отстpанения от pуководства более автоpитетных и влиятельных пpедставителей ныне пpавящей фpакции. Совеpшенно ясно, что ни Томский, ни Рыков, ни Бухаpин по своему пpошлому, по автоpитету своему и пp. не могут и не способны игpать пpи Сталине ту pоль, какую игpают пpи нем Угланов, Каганович, Петpовский и пp. Отсечение нынешней оппозиции означало бы неизбежное фактическое пpевpащение в оппозицию остатков стаpой гpуппы в ЦК. Hа очеpедь встала бы новая дискуссия, в котоpой Каганович обличал бы Рыкова, Угланов Томского, а Слепковы, Стэны и Ко pазвенчивали бы Бухаpина» [346]61. Так, собственно говоpя, и случилось. Однако, это было слишком запоздалое пpозpение, чтобы изменить ситуацию.