Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

Партийное строительство в деревне с самого начала предполагало активное вовлечение в партию бедноты. «Линия на прием крестьян-бедняков в партию, – жаловался секретарь Иркутского губкома РКП(б) в одном из своих закрытых писем в высшие инстанции в конце 1924 г., – была понята совершенно прямолинейно. Порядочный середняк часто не принимался. В то же время бедняк или батрак иногда даже с полууголовным прошлым, а то и настоящим принимается. Бедность искупает все – так смотрят многие деревенские коммунисты» [675]61.

Кроме этого, при сельских Советах, кооперативах, комитетах крестьянской взаимопомощи создавались так называемые группы бедноты, которые действовали под руководством партячеек. Группы принимали решения по наиболее злободневным вопросам хозяйственной и политической жизни в деревне и диктовали сельским сходам свою волю. Этот процесс особенно усилился в 1927 г., когда началось массированное наступление на общину. В советской историографии это именовалось «процессом передачи традиционных прав общины сельским органам диктатуры пролетариата». Постановлениями ВЦИК и СНК от 14 марта и 23 июля 1927 г., которые окончательно закрепили властные функции в деревне за сельсоветами, община была фактически ликвидирована [676]62. В Сибири роль общины сошла на нет быстрее, чем в европейской части России. Изначально основанная переселенцами она отличалась слабостью внутриобщинных связей, которые постоянно подтачивались все новыми и новыми переселенцами, прибывавшими в Сибирь из других районов страны.

Государственная политика поддержки бедноты вызывала, с одной стороны, сопротивление кулачества, а с другой, – усиливала антикулацкие настроения неимущих слоев деревни, готовых, как говорил полномочный представитель ОГПУ по Сибири Л.М. Заковский, «поднажиться за счет кулака» [677]63 В Сибири положение усугублялось еще и настроениями красного бандитизма. На этой особенности в жизни сибирской деревни, отчетливо выявившейся к 1928 г., необходимо остановиться подробнее.

Красный бандитизм в Сибири уходит своими корнями в партизанское движение, когда крестьянство вело борьбу против колчаковских войск. Ситуация в деревне в период гражданской войны была очень сложной и противоречивой. Среди крестьянства имели место разные настроения – не только антиколчаковские, но и проколчаковские. Большевики упростили, идеологизировали эти настроения в своей пропаганде и ориентировали их против зажиточных крестьян, которые тайно или явно поддерживали политику Колчака. В результате у бедняка-партизана сформировалось общее представление о кулаке как о классовом враге, «гаде, которого нужно давить». С началом политики продразверстки антикулацкие настроения в деревне получили дополнительный импульс со стороны власти. В распоряжение бедноты передавалось 25 % хлеба, конфискованного по продразверстке. Таким образом власть оплачивала «целый ряд услуг этой бедноты по обдиранию кулацкого хозяйства», как выразился председатель Сибпромбюро ВСНХ Г.И. Ломов в своем выступлении на IV Сибирской партийной конференции в августе 1921 г. [678]64 Это соучастие в грабеже делало бедноту опорой коммунистической власти в деревне. Беднота активно участвовала в продразверстке, не гнушаясь и методами насилия в отношении кулаков. Поэтому она болезненно восприняла переход к нэпу, особенно в тех районах, где было сильное партизанское движение. Эти настроения вылились в красный бандитизм, который в 1921 г. охватил все районы Сибири. Массовый характер он приобрел в Алтайской губернии, отдельных районах Кузнецкого, Щегловского и Томского уездов Томской губернии, в Ачинском и Минусинском уездах Енисейской губернии, в районе Черемховских копей Иркутской губернии [679]65 В годы нэпа положение в деревне постепенно стабилизировалось, но эксцессы красного бандитизма не исчезли, они были только запрятаны вглубь, приобрели уголовный характер.

В последнее время красный бандитизм в Сибири стал объектом специального изучения [680]66. В статье В.И. Шишкина сделан ряд важных замечаний общего характера, например, о том, что красный бандитизм просуществовал все 1920-е гг. и сыграл свою роль «в осуществлении начатой Сталиным "революции сверху"» [681]67. Это замечание, высказанное в качестве предположения, «нуждающегося в проверке на архивных источниках», такую проверку выдерживает.

Рецидивы красного бандитизма сохранялись в сибирской деревне на протяжении 1920-х гг. В закрытых письмах секретарей уездных и губернских комитетов партии в Сибкрайком и ЦК, в обзорах политэкономического состояния Сибири, составленных по данным ГПУ, не раз сообщалось не только о настроениях, но и о фактах красного бандитизма – о столкновениях между бедняками и кулаками, поджогах хозяйств зажиточных крестьян и т.п. Вот характерная реакция одного деревенского коммуниста на политику оживления Советов в деревне в начале 1925 г.: «Печальную картину представляли беднота и коммунисты, которые не смели подать голоса, до того сильно влияние кулачества, что только смена этой политики и введение вторично диктатуры пролетариата исправит положение, в противном случае грозит террор. Я сам слышал от бедноты и коммунистов, что если государство не изменит политику, то мы сами поднимем оружие и справимся с кровососами» [682]68 .

В письме полномочного представителя ОГПУ по Сибири И.П. Павлуновского председателю ОГПУ Ф.Э. Дзержинскому от 9 июня 1925 г. давалась следующая характеристика положения в Сибири: «Все признаки, что в Сибири мы входим в полосу красного бандитизма, борьба с которым потребует и от органов ОГПУ большого напряжения в работе. Ларинские настроения о необходимости второй революции в деревне [683]69 в Сибири начинают реализовываться пока в форме отдельных убийств. Как дальше развернутся события, сейчас еще трудно сказать. Но во всяком случае энергичная борьба с красным бандитизмом партийного и советского аппаратов безусловно значительно ослабит это явление» [684]70.

Однако события стали развиваться не в том направлении, какое предлагал И.П. Павлуновский. Вместо борьбы с красным бандитизмом и ликвидации самой основы для его возникновения коммунистическая власть, наоборот, стала культивировать эту основу с конца 1925 г. всей своей политикой фаворитизации бедноты. В результате, например, снижение для бедноты сельскохозяйственного налога к 1927/28 гг., – как отмечал современник тех событий, – привело к тому, что «в настоящее время беднота нигде не выражает недовольства налогом, а главное – все более активно помогает вскрытию кулацких махинаций с укрытием посевных площадей и скота, и это несмотря на случаи мести и угроз кулаков» [685]71.

Формирование в период нэпа предпосылок последующей волны насилия, которое интересует историка В.П. Булдакова [686]72, происходило не само по себе, а при активном содействии власти. В данном случае роль секретаря Сибкрайкома ВКП(б) С.И. Сырцова в разжигании классовой борьбы при наличии настроений красного бандитизма в сибирской деревне исключительно велика. Чтобы понять, как эволюционировали представления власти об использовании этих настроений в борьбе с кулачеством, необходимо процитировать некоторые пассажи из речей сибирского секретаря.