Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы

К концу XX века объявился еще один претендент на звание прямого потомка Сталина — Евгений Джугашвили, который называет себя незаконнорожденным сыном Якова, старшего сына вождя. Но Галина Джугашвили свидетельствует: «У меня слишком мало оснований считать его братом. В нашей семье о нем никто не знал до тех пор, пока дед был жив. Да и после смерти — не сразу. А потом вдруг «всплыл» в Грузии… Я бы с удовольствием проверила ДНК у этого человека. Но, думаю, он никогда на это не согласится».

Тем не менее Е. Джугашвили вместе со скандально известным современным большевиком Анпиловым организовал в 1999 году предвыборный «сталинский» блок. По этому поводу газета «Известия» опубликовала такое читательское письмо: «Можете ли вы себе представить, чтобы по германскому телевидению выступил под свастикой и портретом Гитлера глава «Гитлеровского блока за возрождение третьего рейха»? Невозможно, потому что в Германии состоялся Нюрнбергский процесс. Но в России возможно все. 26 ноября по РТР под эмблемой в виде красной звезды с портретом Сталина выступил глава «Сталинского блока за СССР» Евгений Яковлевич Джугашвили. Помимо попыток обелить своего деда, он сказал буквально следующее: «Мы наведем в стране жестокий порядок. Мы пойдем до конца…»

Нет, сталинисты и сегодня не собираются сходить со сцены, примеров тому немало, и вот еще один. В 1999 году по инициативе ветеранов было пересмотрено дело, по которому был осужден Василий Сталин. С него сняли часть грехов, назначили новый срок наказания — четыре года вместо восьми и… освободили по амнистии. Все это звучит по меньшей мере странно, поэтому лучше обратиться к официальным формулировкам. Итак, Военной коллегией Верховного суда России 30 сентября 1999 года с В.И. Сталина полностью сняты все обвинения по «политической» 58-й статье, а по другой части сняли пункт «б» — «злоупотребление властью при особо тяжких обстоятельствах» и заменили его на пункт «а» — «превышение служебных полномочий, халатность, повлекшие такие тяжкие последствия». При этом растрату посчитали «тяжким последствием», но отдельной статьи за нее не дали, назначив новый срок наказания — четыре года, и посчитали В.И. Сталина освобожденным по амнистии.

Что касается политики, то суд, пожалуй, прав, но вся остальная казуистика — явная уступка силам реакции, мечтающим повернуть вспять колесо истории.

В «Письмах из мертвого дома» Достоевский писал: «Кто бы ни испытывал власти, полной возможности унижать другое человеческое существо… до самой крайней степени унижения, хочешь не хочешь, утрачивает власть над собственными чувствами. Тирания — это привычка, она имеет способность развиваться, она в конце концов развивается в болезнь… Человек и гражданин умирают в тиране навсегда».

Итак, по Достоевскому, тирания развивается в болезнь. А может быть, наоборот? Спорный вопрос. Как это было у Сталина и Гитлера? Прежде чем попытаться разобраться в этом, обратимся к истории. Оказывается, за практическое осуществление коммунистических идей, невозможное без установления диктатуры (как прежде всего признали сами большевики), почему-то взялись люди психически неполноценные. Возможно, потому, что и сама эта затея была в принципе нездоровая? Начнем с Ленина. Возьмем воспоминания о нем Н. Валентинова, близко знавшего Ильича задолго до того, как тот стал вождем. Валентинов пишет: «В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался «бешеным». Охватывавшая его в данный момент мысль, идея властно, остро заполняла весь его мозг, делала одержимым… За известным пределом исступленного напряжения его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глазки потухали. Я видел его в таком состоянии… После лондонского съезда партии он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Он все время засыпал… В состоянии полной потери сил он был и в Париже в 1909 году после очередной

партийной склоки. Он убежал в деревушку Бон- Бон, никого не желая видеть, слышать, и только после трех недель жизни «на травке» превозмог охватившую его депрессию… Опустошенным возвратился он с Циммервальдской конференции в 1915 году, где истово сражался за претворение империалистической войны в гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг, недалеко от Берна… Вдруг ложится на землю, вернее, точно подкошенный падает, очень неудобно, чуть не на снег, засыпает и спит как убитый».

Таких свидетельств много. Уже только по ним психиатр может сделать вполне конкретные выводы, но и так ясно, что с психикой у Ильича не все было в порядке. В повседневной жизни болезненное состояние Ленина выражалось в таких руководящих наставлениях: «Ничто в марксизме не подлежит ревизии. На ревизию один совет: в морду!» По этому поводу Валентинов замечает: «Здесь дело не в одном только расхождении в области философии. Здесь причиной — невероятная нетерпимость Ленина, не допускающая ни малейшего отклонения от его, Ленина, мыслей и убежденности… Философские дебаты с Лениным, мои и других, имеют большое продолжение, а главное — историческое заключение, похожее на вымысел, на бред пораженного сумасшествием мозга… «Философская сволочь», — так Ленин называл всех своих оппонентов в области философии».

Валентинов пишет о книге Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»: «Беснование сделало книгу Ленина уникумом — вряд ли можно найти у нас другое произведение, в котором была бы нагромождена такая масса грубейших ругательств по адресу иностранных философов… У него желание оплевать всех своих противников; он говорит о «ста тысячах плевков по адресу философии Маха и Авенариуса…». Взяв в свои руки власть в 1917 году, Ленин от плевков перешел к высылке своих оппонентов из России за границу, к концлагерям и массовому террору. Теперь уже широко известно, что последние два года жизни он пытался руководить страной, будучи практически недееспособным, причем отказала ему прежде всего голова. Что у него началось раньше: болезнь или тирания?

Таких воспоминаний о Ленине много, просто они до нас не доходили, их от нас прятали, точно так же как и подлинную биографию Сталина. Вот, например, наброски к портрету Ленина, сделанные писателем А. Куприным, которому довелось встретиться с вождем в 1919 году: «Ночью, уже в постели, без огня я опять обратился памятью к Ленину, с необычайной ясностью вызвал его образ и испугался… В сущности, — подумал я, — этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, — гораздо страшнее Нерона, Тиверия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же — нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том — подумайте! — камень в силу какого- то волшебства — мыслящий! Нет у него ни чувств, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая непобедимая мысль: падая — уничтожаю».