Федор Успенский - История Византийской Империи VI – IX вв. Том 2.

Папа Адриан отвечал на императорское послание обширным письмом 27 октября 785 г., точно так же и на послание патриарха Тарасия. Оба эти акта были прочитаны на соборе и изложены в протоколах II заседания. Самая существенная сторона этих документов, которые не могли быть прочитаны на соборе во всей полноте, заключается: а) в притязании папы на возвращение церковных владений, отнятых царями-иконоборцами; Ь) в упреках, посылаемых Тарасию за усвоение титула вселенский; с) в выражении неудовольствия по случаю прямого возведения Тарасия в епископский сан из светского звания. Этим правонарушениям не придается важного значения лишь под тем условием, что на очереди стоит весьма важный вопрос о восстановлении иконопочитания и о примирении Церквей, и что от Тарасия ожидается в этом смысле важная услуга для Церкви. Поэтому папа Адриан, не давая резкого тона своим замечаниям, заканчивает послание согласием отправить на собор своих легатов, каковыми назначал пресвитера Римской Церкви Петра и настоятеля монастыря св. Саввы Петра. Этим лицам и принадлежало первое право голоса и места на соборе. Что касается восточных патриархов, то заместителями их были на соборе Иоанн и Фома, пресвитеры и монахи, имевшие право голоса и места вслед за патриархом Тарасием.

С формальной стороны все предварительные мероприятия удались, ибо после прибытия ответных грамот от представителей Церквей Запада и Востока можно было приступить к соборным деяниям. Предполагалось открыть заседание собора в церкви свв. Апостолов 17 августа 786 г.; к этому времени собрались в Константинополе епископы и митрополиты провинциальных Церквей и множеств черного духовенства, для которого в особенности представляли живой интерес предстоявшие деяния этого собора. При этом перед самым открытием собора произошли прискорбные события, о которых трудно высказаться, были ли они неизбежны, или же можно было их предвидеть и предупредить. Оказалось, что среди прибывших на собор епископов были такие, которые не сочувствовали деятельности царицы и патриарха и находили, что иконоборческая церковная политика имеет на своей стороне значительные выгоды. С другой стороны, высказывалось опасение, что весьма многим епископам, принимавшим участие и подписавшим деяние 753 г., в настоящее время может угрожать отлучение или, по крайней мере, удаление с кафедры. Все это производило брожение умов и не могло не разразиться в бурное волнение. Хотя патриарх Тарасий в своей речи к членам собора и говорит, что таких епископов было не много и что лучше не называть их по именам, но ясно, что и среди самих духовных лиц был шумный беспорядок, помешавший правильному делопроизводству. Но противодействие синоду обнаружилось еще с другой стороны и до такой степени серьезное — что поставило не только членов собора, но и само правительство в отчаянное положение.

Обнаружилось движение против собора среди гвардейских полков, квартировавших в столице. Хотя военный бунт в истории Византии не есть явление редкое и не может представлять собой ничего неожиданного, тем не менее, находим уместным выяснить особенный характер занимающего нас волнения. Константинопольский гарнизон, состоявший из кавалерийских тагм, или полков-схоларии, экскувиторы, арифмы и иканаты, — имел в своем составе крупных помещиков-землевладельцев и отличался большим влиянием и материальными средствами. Ирина в своей дальнейшей внутренней политике, в особенности в ее ожесточенной борьбе с сыном, обыкновенно опиралась на тагмы, а фемы держали сторону Исаврийца Константина. В этом смысле для нас имеют большой интерес и малейшие намеки на роль военных частей в рассматриваемых событиях. Что касается епископов, враждебно настроенных против собора, которые, составляя частные собрания, волновали народ и поддерживали смуту в войске, то патриарх пытался действовать авторитетом церковной власти; но с военным движением правительство не могло справиться. Когда члены собора стали собираться в храм свв. Апостолов, некоторые части церковных зданий оказались заняты войском, которое шумело и выражало неудовольствие против собора. Когда, тем не менее, собор открылся в присутствии царицы Ирины и Константина и под председательством патриарха, то бывшие вне отряды с шумом ворвались в храм и набросились на архиереев с угрозами оказать насилие. Ни личное вмешательство царей, пославших своих приближенных успокоить воинов, ни слова патриарха не могли образумить бунтовщиков. Тогда собрание разошлось, а враждебная собору партия громко торжествовала победу. Часть епископов возвратилась к местам своего служения, часть задержалась, вероятно, в столице, потому что правительство решилось сломить упорство непокорных и во что бы то ни стало составить собор.

Принятые Ириной меры к тому, чтобы обуздать своеволие константинопольского гарнизона и вместе с тем не лишить столицу обыкновенных сторожевых военных частей, весьма интересны столько же для характеристики военной системы в империи, как и для правительства Ирины. Оказывается, что стоявшие тогда в столице тагмы были старого набора и суровой военной школы Константина V; что это войско не только питало преданность к Исаврийскому дому по воспоминаниям о военной славе и победах, но и потому, что в большинстве оно было набрано из азиатских провинций и разделяло церковные воззрения Исаврийцев и было на стороне иконоборческой политики. Царица Ирина выступает представительницей чисто эллинских народных элементов и в вопросе церковной политики является ревностной почитательницей свв. икон. Редко с такой ясностью и очевидностью обнаруживаются в истории Византии этнографические противоположности, как в настоящем случае, хотя, с другой стороны, на пространстве нескольких веков нельзя обнаружить более чувствительного показателя настроений общества, как вопрос об иконопочитании.

Итак, имея целью освободить столицу от войск восточного происхождения, преданных Исаврийской династии и иконоборческой идее, Ирина, однако, должна была тщательно скрывать свои намерения из боязни вызвать в Константинополе бунт. Расчет царицы заключался в том, чтобы побудить тагмы к добровольному выступлению из столицы. Для этого с большим искусством проведена была следующая двойная игра. С одной стороны, появилось объявление о предстоящем походе на Восток против арабов. Т. к. с арабами была почти непрекращавшаяся война, выражавшаяся в ежегодных наездах арабской кавалерии на пограничные области, то в реальной необходимости подобного похода никому нельзя было сомневаться. Вместе с царской палаткой и с обозом выступили в поход и гвардейские полки и сделали остановку в Малагине, первой большой сборной станции близ Никеи. В это же время сделано было распоряжение о занятии столицы стоявшими во Фракии фемами, т. е. туземными европейскими войсками местного набора, которые не имели ни особенного расположения к Исаврийцам, ни к поддерживаемой ими церковной политике. Когда столица была занята фемами и городские стены перешли во власть нового гарнизона, тогда правительство, не находя более нужды скрывать свои намерения, распустило по домам бывшие константинопольские тагмы, отобрав у них вооружение. Писатель, у которого мы берем эти любопытные подробности, делает еще следующее добавление: т. к. в столице оставались жены и дети служивших в гвардейских полках, только что распущенных, то сделано было распоряжение о препровождении всех оставшихся на азиатский берег с указанием каждому отправиться на место родины б.